Фото © Фергана.Ру

Фото © из архивов А.Косинского

Продолжение. Начало – здесь

Первая часть интервью московского архитектора Андрея Косинского, одного из активных участников возрождения Ташкента после землетрясения 1966 года, была опубликована 2 июня. Сегодня мы предлагаем вам вторую часть беседы с этим уникальным человеком, познавшим самую суть традиций восточного зодчества.

…Другой мой масштабный проект, который почти без изменений получилось реализовать – это улица Богдана Хмельницкого, которая ведет от ташкентского аэропорта в город. Место это было такой промышленной окраиной. Рядом проходила железная дорога, стояла уже ТашТЭЦ со своими здоровенными трубами, рядом - Таштекстильмаш, и жуткий абразивный завод, который невыносимой «вонью» накрывал половину всего города. Строить здесь ни по каким параметрам было нельзя. Тем не менее, было принято решение – раз отсюда все правительство едет, то нужно эту улицу привести в порядок.

Там и до меня делались какие-то проекты застройки этой улицы. Но по всем проектам вдоль улицы ставились «заборы» из девятиэтажных домов с двух сторон, и - «привет» всей идее облагораживания… Я не помню, как и почему этот проект оказался у меня в руках: то ли предшествующий проект кому-то не понравился - уже не припомню точно… Но я стал размышлять: как решить эту задачу нетривиально…

Улица Б.Хмельницкого. Въезд в город - проект

Улица Б.Хмельницкого. Въезд в город - натура

А.Рябушин: «Улица Богдана Хмельницкого - "улица-соната", двухкилометровая трехчастная полифоническая композиция двойного звучания в зависимости от направления движения по ней со своим началом, кульминацией и финалом, с яркой драматургией пространств. Пятисотквартирный дом на этой улице - это "дом-кондиционер". Солнцерезы его западного фасада раскрыты (вопреки всем канонам!) на юг. Их вечерний перегрев рождает вертикальные токи, создающие движение воздуха в квартирах и снижающие в них температуру летом (по сравнению с аналогичными домами) на 4-6 градусов. И, чем жарче, тем активней работает этот естественный кондиционер, защищая от солнца стены дома летом и пропуская солнце зимой в глубину комнат». ("Странная архитектура" Андрея Косинского. М., Стройиздат., "Архитектура СССР", январь-февраль 1990 г.)

От аэропорта довольно большое расстояние до улицы Шота Руставели. А с этой улицы уже можно попасть прямо в центр города. Это расстояние точно такое же, как в Петербурге - от Московского вокзала до шпиля Адмиралтейства. Причем, нужно сказать, что Невский проспект – это, пожалуй, единственная улица в мире, которая естественно, так сказать, получила определенную стройность в композиции. Обычно улицы застраиваются домами без специальной ориентации на эту самую композицию и стилевую цельность образа. Если застройщики разбираются в таких нюансах, то они стараются не нарушить этого общего строя. Если нет, то образ разрушается.

Невский проспект оказался образцом такой органичной стилевой целостности улицы. Именно его образ подсказал мне возможное решение проекта улицы Богдана Хмельницкого. Вот смотрите: вы идете от Московского вокзала по Невскому, и впереди всегда маячит игла Адмиралтейства… А дальше идет такая нанизка наиболее значительных архитектурных памятников: канава с Аничковым мостом и скульптурами коней, далее Русский музей в глубине, Казанский собор слева, Росси с Екатериной, дальше вокзал… То есть, как бы некая относительно монотонная тема проспекта с такими сильными ампирными аккордами. Такая аналогия с принципом развития в музыкальном произведении. Критика, кстати, одарила мою улицу титулом «улица-соната»…

Что же мы придумали? Вроде бы сам бог велел разбить улицу Богдана Хмельницкого на три части. Вот тут улочка одна есть, здесь вот стоящие домики, вот здесь вот – ТашТЭЦ с трубами. А здесь - низкая промышленная застройка. У нас было настроение попытаться получить в движении в одном направлении одну композицию/образ, а при движении в другую сторону – совсем иной. Вот, например, я прилетел из Москвы, с летного поля я попадаю на веранду аэропорта, затем еду по улице от аэропорта – вся улица с обеих сторон раскрыта балконами этому зрителю, въезжающему в город. Это тема приветствия. А двигаясь назад из центра города, уезжая из него, путешественник видит совсем другую картину – воспоминания о ташкентских глинобитных дувалах Старого города. То есть, получаются совершенно разные образы одной улицы - в зависимости от того, в какую сторону по ней вы движетесь.

Улица Б.Хмельницкого. Выезд из города - проект

Улица Б.Хмельницкого. Выезд из города - натура

Пергола - (итал. pergola, от лат. pergere - выдвигаться, выступать), парковое сооружение, крытая беседка на колоннах. В садах и парках XVII-XVIII вв. - галерея решетчатой конструкции для вьющихся растений. В более широком значении - ниша, беседка, балкон (ср. бельведер).

Причем, когда мы все это делали, я помню, специально ходили раз двадцать на популярный тогда фильм «Большие гонки» и хронометрировали, сколько можно держать общий план, сколько времени нужно на крупный план, чтобы глазу не наскучить, через какое время глаз устает от одного и того же зрелища. И так была разработана система членения всей архитектурной композиции улицы на три части. При въезде должна была стоять такая большая пергола – что-то вроде въездных ворот.

Далее следовал такой высотный акцент – здание завода Таштекстильмаш. Поэтому сразу при выезде из-под перголы – идет такой динамичный «всплеск». Дальше – нейтральная часть – длиннющий дом, напротив которого трубы ТашТЭЦ. И дальше путешественник выезжает на широкий простор, а сзади у него остается город. Вот мысль была такая.

Улица Б.Хмельницкого. Панорама	Дом с решетками
Дом с решетками	Улица Б.Хмельницкого

В.Чеботарева: "В насущной необходимости накладных дырчатых стенок убедиться не трудно, глянув на фасады: где их нет - самостийное остекление лоджий, принявшее тотальный размах: его безалаберность уныло пестра и уж, конечно, не живописна. Больше двух третей лоджий в домах по улице Б.Хмельницкого тоже остеклены по принципу "кто во что горазд", но крупный сочный рисунок проемов, ритмизированная светотень скрадывает неприглядную пестроту... Когда архитектор, проектировавший жилые дома по ул. Б.Хмельницкого, предусмотрел будущую деятельность жильцов, не нарушая системы фасада, первыми его не поняли архитекторы." (Город для человека, Стройиздат, Архитетура №23, 08.09.1981 год.)

Началось строительство с домов с «решетками». Дело в том, что этот дом имеет четко на юг ориентированный фасад. Для того, что бы южный фасад у любого здания защитить от солнца, достаточно просто иметь выносные козырьки балконов – они все защитят. Но, дело в том, что в то время такие балконы каждый жилец стеклил или загромождал чем попало - кто складировал свой хлам, кто вывешивал белье и так далее, - так, что получался «шанхай». А эти фасады были попыткой побороться с этим «шанхаем», то есть пусть жители на своем балконе делают все, что хотят. А вот эти пять типов решеток – это были просто такие одновременно функциональные и декоративные ограждения балконов, ничего другого.

Кстати сказать, сама идея решать проблему этакого «шанхая» возникла у меня еще в 1963 году, когда я проектировал и строил микрорайон Нагатино в Москве, где получилось реализовать принцип суперграфики. В каком-то смысле эти решетки – аналог приема суперграфики, только реализованный в ориентальном ключе.

Но это свойство не только Ташкента. Я такой прием даже на Кипре видал. И в Тбилиси.

К сожалению, зачастую проект не удается реализовать на все сто процентов. Когда я уехал из Ташкента, товарищ Рашидов приказал «каскадные» дома достроить до обычных «кирпичей». И сейчас они стоят в виде таких банальных и плоских «кирпичиков». Хотя надо сказать, что вот эта вот трехчастная разбивка улицы – она все-таки сохраняет свой некий цельный облик, который я замыслил. Даже несмотря на то уродование, которое произошло дальше.

Улица Б.Хмельницкого. Каскады

Есть еще длинный дом на этой улице, который стоит абсолютно четко с фасадом на запад. То есть, начиная с полудня, солнечные лучи лупят по фасаду почти напрямую, а к вечеру – вообще под углом в девяносто градусов. Так дом ставить ни по каким нормам нельзя. Потому что в этом доме теоретически жить будет невозможно. Это будет инкубатор, печка. Но когда приходилось все-таки вынужденно ставить дома вот таким вот образом, то, как правило, делали стеклянную стену с прогреваемой стороны, а перед ней ставили солнцезащиту из бетонных панелей. Она перекрывала прямым солнечным лучам доступ в помещения, являясь таким «световым экраном». И в помещениях можно было жить. Но солнце при такой защите от него в помещения не попадало уже никогда – ни зимой, ни летом.

А зимы в Ташкенте довольно мозглые, и солнышко там в это время, прямо скажем, невредно. Так вот, мы пошли прямо противоположным путем. Мы раскрыли веранды - углом выступающие с фасада - на юг.

Улица Б.Хмельницкого. «Раскрытые» веранды

Причем рассчитали так, что при летнем солнце, от которого лучи падают на фасад под углом семьдесят два градуса, - оно, попадая внутрь, захватывает очень небольшой кусочек внутри балконного помещения. И сильно перегревает глухую стену балкона. А зимнее солнце, наоборот, проникает в помещение аж до задней стены дома. То есть, мы рассчитали отношения этого дома с солнцем так, что зимой оно попадало в квартиры и в них было тепло и светло, а летом – наоборот.

Схема

Интересно, что эта идея появилась тогда, когда ко мне приезжала моя мама, тогда еще живая, и мы с ней на машине ездили в Бухару. А там по дороге есть такое место Рабат-и Малик с караван-сараем одиннадцатого века, от которого сохранился только портал-пештак да рядом Сардоба – крытый колодец с куполом, который когда-то был водохранилищем. Это традиционная для этого засушливого региона система хранения воды. Сверху есть отверстие. А внутри внизу хранилась вода. Мы с матерью (а жара была жуткая: яйца за десять минут пекутся в песке) дошли до Сардобы. Я быстро зашел внутрь первым – молодой был, а мама медленно шла вслед за мной. И вот когда она проходила через проем внутрь, я увидел как вдруг ветром у нее сорвало косынку с головы, хотя ветра никакого не было. Хорошо, что я оглянулся именно в этот момент, а то бы может этого и не заметил. Увидев это, я задумался и понял очень простую вещь: вот «лупит» солнце сквозь отверстие в куполе и перегревает часть внутреннего пространства до очень высокой температуры. Но рядом остается участок пространства, который не согревается солнцем. Возникают конвекционные потоки воздуха, так как сама почва в этом помещении поглощает тепло, опуская температуру на пять градусов по Цельсию. И в результате получается охлаждение помещения. Вот этот «механизм» был использован при проектировании дома с верандами, выступающими углом с фасада.

Рабат-и Малик (араб.) – пригородная ремесленная слобода, расположенная за пределами шахристана (резиденции правительства и знати), в городах Средней Азии, Ирана и Афганистана.(БЭС) «Малик» (араб.) – принц. «Рабат-и Малик» - «рабад принца» - руинированный архитектурный комплекс в пригороде Бухары, построенный примерно в XII веке рядом с поселением на древней караванной дороге в Самарканд. Сохранился фундамент и портал с элементами декора: резной штук, кирпичные фигурные выкладки, резная неполивная керамика.

Сардоба - источник водоснабжения – гигантская, утопленная в землю кирпичная цистерна, перекрытая архаичным ступенчатым куполом. Сардоба Малик Источник водоснабжения для селения рядом с караван-сараем Рабат-и Малик и рабата служила Сардоба Малик. Резервуар заполнялся водой из Заравшана по подземному каналу-кяризу, имевшему выход на поверхность сетью колодцев. К воде от портала вел спуск – пандус.

Пештак – или пиштак, портал, характерный для средневековых общественных и культовых зданий Ближнего и Среднего Востока. Обычно имеет вид вертикально вытянутого прямоугольника, прорезанного большой арочной нишей стрельчатого очертания, в которой расположен вход. В Средней Азии П. известен с 11 в., наибольшее развитие получил в конце XIV—XVII вв.: в это время П. представлял собой как бы самостоятельную, часто богато декорированную (резной терракотой, майоликой) часть здания, нередко значительно превосходящую его по высоте.

Конвекция, конвекционный теплообмен – перенос теплоты (точнее, передача энергии в форме теплоты) в неравномерно нагретой жидкой, газообразной или сыпучей среде, обусловленный конвективным движением среды и ее теплопроводностью. В невесомости конвекция отсутствует. БЭС.

И, конечно, эти мои эксперименты вызывали бурю негодования и критики. У меня в коллекции есть огромное количество литературы, где меня поносили и мешали с «веществом, не пригодным для строительства».

Архитекторы В. Спивак, А. Синий: "Нелепа сборная железобетонная стена перед летними помещениями типовых 9-этажных жилых домов по ул. Б. Хмельницкого. Нелепа потому, что она не имеет никакого функционального значения, хотя и создает его видимость. Рисунок нарезанных в стене дырочек и арочек придает якобы своеобразие типовым жилым домам. Между тем, подобная стена с одинаковым успехом может быть поставлена возле здания любого назначения и восприятие ее от этого не изменится. Правильнее было бы поставить ее без здания, пусть она сама гордится своим своеобразием, заодно не мешая жителям этих домов... Только непонимание вопросов архитектуры, в том числе и эстетических качеств или их идеалистическое толкование может привести к подобным извращениям." (Из письма в редакцию журнала "Строительство и архитектура Узбекистана", 1972 год.)

В частности, специально присылали из Москвы комиссию непосредственно по поводу этого дома - поглядеть на «вредоносную деятельность Косинского». И одному Московскому институту было дано задание выяснить, как же этот дом будет вести себя в жизни. А я ведь об этих исследованиях и проверках ничего не знал. И вот я приезжаю однажды в Москву, и мой приятель из Горстроя говорит мне: слушай, письмо одно на счет тебя есть, секретное. Я ему говорю: ничего, показывай, у меня есть «вторая форма». И там написано: построил Косинский дом – дом, в котором жить действительно нельзя, потому что в перегревный период температура в квартирах этого дома достигает тридцати двух градусов. И у меня на лоб глаза полезли. Да, действительно достигает тридцати двух градусов. Но я жил там в кирпичном доме - идеально сориентированном. И у меня в этот перегревный период температура в квартире достигала тридцати шести – тридцати восьми градусов. Об этом в письме, конечно, не упоминалось. Я в этот дом с угловыми верандами поселил одного своего ученика. (Он сейчас, кстати, уже живет в Израиле и является там довольно крупным архитектором). И мы организовали такой регулярный замер температуры, поручив это нашим женам – они обе тогда сидели дома, потому что были беременны. Так, когда в этот дом я приводил людей, они не верили, что там нет кондиционера. Там образовывалась такая мощная конвекция, которая охлаждала и нормализовывала температуру.

Кстати, торец одного дома, открывающийся обозрению при движении в аэропорт, должен был быть украшен панно Эрнста Неизвестного... Он прожил у меня в Ташкенте несколько месяцев, и мы сделали эскиз панно, на котором был изображен такой фантастический младенец, схвативший радугу. Но он взял и перед самым запуском «смотался» на Запад. Пришлось делать другое панно. И следа Эрнст Неизвестный в Ташкенте не оставил никакого. А мог...

На торце этого дома должно было быть панно Э.Неизвестного

Конец второй части. Продолжение следует. Начало - здесь

Архитектор Андрей Косинский: «Годы, проведенные в Ташкенте, были самым продуктивным и ярким периодом в моей жизни» (часть I), 02.06.2006