Карагандинские шахтеры. Фото с сайта 24.kz

Что значит быть мужчиной? Что значит быть мужчиной-пролетарием? И, наконец, как это – быть мужчиной, когда ты карагандинский шахтер? Из чего складывается твоя жизнь, что ты должен делать и чего делать не должен?

На эти вопросы попыталась найти ответы эстонский антрополог Ээва Кескюла (Eeva Kesküla) – молодая, но уже известная исследовательница, первые свои работы написавшая о русскоязычных шахтерах Эстонии. Кескюла изучала рабочий класс на шахтах ArcelorMittal в 2013-2014 и 2017 годах – спускалась с шахтерами в забой, жила в их семьях, общалась как с мужчинами, так и с женщинами. Кроме того, антрополог провела некоторое время в шахтерском санатории (в исследовании он носит название «Оазис»), где, как оказалось, рабочие более расслаблены и больше расположены говорить о своей жизни.

Мидл-класс в кредитном рабстве

Однако что такое маскулинность, и почему из всех сфер жизни шахтеров ученую заинтересовала именно эта? Дело в том, что быть женщиной и быть мужчиной – это не просто данность, о которой вспоминают раз в год, на 8 марта или 23 февраля, это важнейшие категории для анализа всех сфер общественной жизни. «Женское» и «мужское» в современных социальных науках понимают не как нечто безусловное и биологическое. Гендер (не биологический пол) перформативен: он не задан, а производится или разыгрывается в соответствии с историческими возникшими и меняющимися правилами и установками: «как должен вести себя мужчина», «как должна вести себя женщина». На пересечении отношений полов возникают фемининность и маскулинность, женственность и мужественность – набор словесных и телесных практик, с помощью которых мужчины и женщины занимают свое место в гендерной системе (здесь опорой для Кескюлы стали классические теоретики гендера Джудит Батлер и Рэйвин Коннелл). В основе маскулинности пролетариев, например – физический труд, «крутость», выдержка и солидарность с друзьями. Такая маскулинность помогает выжить в условиях жесткой эксплуатации и удерживать власть над «своими» женщинами.

Исследование Кескюлы очень необычно. Дело в том, что работы по гендерной проблематике в Центральной Азии, как правило, посвящены женщинам. Тут рассматриваются проблемы эмансипации, борьбы с предрассудками религиозного характера, вовлечение женщин в рабочий класс в виде «суррогатного пролетариата» и прочие советские проекты 1920-1980-х годов. В постсоветские же годы больше всего внимания привлекла ретрадиционализация, тоже обычно направленная на женщин. Это проекты новых элит, светских и особенно религиозных, согласно которым предлагается вернуть женщин к их традиционным ролям матери и домохозяйки. 

Стоит заметить, что одновременно с возвращением «традиционной роли» женщинам все равно приходится работать, в том числе и за границей, что создает зазор между пропагандируемым «традиционным» идеалом и реальностью. Мужчинам в подобных исследованиях уделяется очень мало внимания, а маскулинность рассматривается с точки зрения требований ислама, традиции или новых национальных элит, например, «каким должен быть настоящий узбек». Кескюла разворачивает тему радикально: среди карагандинских шахтеров ислам не играет большой роли, национальность – тоже (среди них есть и казахи, и татары, и чеченцы). Главный фактор, определяющий маскулинность горняков – это их труд.

На шахте в Карагандинской области. Фото с сайта Azattyq.org

Живется шахтерам ArcelorMittal нелегко. По данным компании, из 13.000 человек, занимающихся добычей угля, в 2000-2013 годах примерно у двухсот человек ежегодно диагностировали профессиональные болезни. Чаще всего они связаны с позвоночником, слухом, суставами и легкими. Страдают шахтеры и от заболеваний сердечно-сосудистой системы, а живут в среднем на 5-7 лет меньше других мужчин Казахстана (по данным профсоюза). Многие не доживают до пенсии.

Однако проблемы шахтеров связаны не только с тяжелыми условиями труда в забое. Они изо всех сил пытаются поддержать свое относительно высокое материальное положение, считая себя, как пишет ученая, «средним рабочим классом». Средняя зарплата в шахтах в 2013 году составляла 700 евро в месяц, но квалифицированные рабочие получают больше. Шахтеры стремятся быть потребителями мидл-класса: машина, хороший ремонт, качественная техника и так далее. Для этого они набирают кредиты (половина информантов Кескюлы закредитованы), выплата которых усложняется из-за нескольких волн девальвации тенге. Из-за закрытия многих предприятий в Караганде женам и детям шахтеров нелегко найти работу. При СССР у них была возможность трудиться, пускай и за более низкую зарплату, однако сейчас в регионе безработица среди женщин очень высока.

Таким образом, складывается образ типичного шахтера: это сорока-пятидесятилетний мужчина, единственный кормилец в семье, и он держится за свою работу изо всех сил, несмотря на проблемы со здоровьем.

Шахтеры после смены. Фото с сайта Azattyq.org

В санатории все позволено

Для эстонского антрополога и ее западных читателей санаторий – это нечто необычное. Учреждения, куда рабочие направляются по путевке из профкома и где отдых совмещается с профилактическими медицинскими процедурами, своего рода мастерские для починки пролетариата, «кузницы здоровья» – такого на Западе никогда не было. Работодатели ценят санатории даже после распада СССР, так как пребывание там снижает количество больничных и сокращает их длительность. Советских граждан в санатории и на курорты обычно отправляли поодиночке, без семей и родственников – и это делало их символом свободной жизни и местом ни к чему не обязывающих романов. Некоторые антропологи объясняли место санаториев и курортов в советском мире с помощью теории карнавала Бахтина и обряда перехода Тернера: там для замученного правилами, работой и бытом гражданина начинается другое пространство и время, где «все позволено».

Но Кескюла предпочитает объяснять санаторий через сравнение с жизнью эскимосов, описанной классиком антропологии Марселем Моссом. Летом эскимосы разъезжаются и живут поодиночке, а зимой все семьи собираются в общем доме и проводят время в ритуальных пирах, интенсивном общении и беспорядочных половых связях. Ту же функцию, по мнению ученой, для шахтеров выполняет санаторий – там они могут не только поправить здоровье после изнурительной работы под землей, но и «разыграть» свою идеальную маскулинность. Санаторий – это не столько раскрепощение и отдых как антитеза труда и обычной жизни, это место, где общение становится максимально насыщенным, а время максимально занято приятными делами (как у эскимосов в «длинном доме»).

Интенсивному общению способствует и география «Оазиса». Он расположен на расстоянии 10-40 километров от горняцких городов-спутников Караганды. Среди голой степи гостей здесь встречает зелень деревьев и цветов. Посещают санаторий шахтеры и члены их семей, которым дают путевки со скидкой, а также работники и работницы смежных отраслей (обогащение угля, железные дороги, сталелитейное производство ArcelorMittal в Темиртау). Молодежи почти не наблюдается: им в санатории скучно, да и серьезных проблем со здоровьем у них пока нет. По подсчетам Кескюлы, примерно 70% гостей – этнические славяне или немцы, 20% – казахи, остальные – татары, корейцы и чеченцы. Родным языком тут считается русский – даже у казахов. Принадлежность к тому или иному этносу не влияет на общение людей, разве что женщины «европейского» происхождения, по мнению антрополога, более открыты к курортным романам. Интенсивному общению благоприятствует не только уединенность «Оазиса», но и компактность его территории: спят, едят, занимаются спортом и развлекаются гости в одних и тех же, общих для всех местах.

Территория “Оазиса”. Фото из исследования Ээвы Кескюлы

Время в санатории организовано еще строже, чем в обычной жизни горняков, хотя принято считать, что отдых как раз отличается спонтанностью и свободой времяпрепровождения. Трудовой день рабочего расписан: он должен выйти из дома, сесть в служебный автобус, получить инструкции от начальника, переодеться, спуститься в забой, отработать смену, подняться и проделать весь путь домой. В санатории, как считает антрополог, распорядок дня регламентирован еще строже: подъем, завтрак, полдник, обед и ужин в определенный час за определенным столиком в столовой, лечебные процедуры, кефир в 9:30 вечера. Даже дискотека закрывается строго в 11 ночи – чтобы рабочие хорошо высыпались.

Сломанные и бессильные тела

Употребление водки и алкоголя среди мужчин может играть самую разную роль. Это вовсе не обязательно символ разгула, безделья или слабости. Антропологи, работавшие среди шахтеров в Англии и Румынии, обратили внимание, что за рюмкой рабочие укрепляют социальные связи друг с другом и решают проблемы, которые возникают в забое. Румынские шахтеры специально обсуждают в распивочных, как прошел рабочий день, условия труда и любого рода непредвиденные события. Пить вместе – это своего рода ритуал, куда не допускаются женщины и от которого нельзя отказаться.

В «Оазисе», заметила Кескюла, шахтеры пьют больше, чем дома – в обычной жизни им нужно выходить на работу на следующий день, а пьяных могут легко уволить. Хотя руководство санатория не рекомендует слишком много пить, так как это вредит лечению, это правило систематически игнорируют. Летом шахтеры собираются на берегу пруда, а зимой – друг у друга в номерах, говорят о жизни, коллегах, начальстве и женщинах.

Эстонская ученая ожидала найти у своих информантов гегемонную маскулинность, хорошо описанную на европейских примерах. Сюда входят разговоры о подвигах в забое, о победах над женщинами, а в целом складывается образ витального, энергичного и здорового мужика, сильного и в работе, и в постели. Однако на практике выяснилось, что здешние шахтеры пьют больше «с горя». Точнее говоря, в алкогольном общении оказывается важнее тема общей скорби и поминовения погибших в шахте товарищей. Такой ритуал, по мнению исследовательницы, позволяет шахтерам почувствовать себя не сильными и «крутыми», а наоборот – слабыми и уязвимыми перед роком и смертью, и даже позволяет поплакать (слезы «настоящий мужчина» может списать на воздействие водки). Шахтеры, пережившие травмы на работе, аварии и гибель товарищей, лечат в «Оазисе» тело, но единственный для них способ как-то справиться с тяжелыми воспоминаниями – пить. Во всяком случае, именно такой неутешительный вывод делает антрополог.

Отдыхающие в “Оазисе”. Фото из исследования Ээвы Кескюлы

Вторая важная составляющая образа настоящего мужчины – сексуальные подвиги и многочисленные амурные похождения. Казалось бы, санаторий предоставляет для этого идеальные условия – знакомиться легко (в столовой, в баре, на прогулке, даже на процедурах), жены нет, а одинокие женщины приезжают по путевкам в достаточном количестве. Конечно, внебрачные связи возможны и в обычной жизни (например, связанные с работой), но традиционно считается, что именно в санатории процветают курортные романы.

Однако и здесь не все гладко. Так, например, одна из отдыхающих, сорокалетняя Ольга, с которой антрополог подружилась, жаловалась, что ее путевка «сгорит», а она так никого и не найдет. Кескюла начала подыскивать потенциальных кандидатов и показывать их подруге во время вечерней дискотеки. Как ни странно, из этого предприятия ничего не вышло. Один из сосватанных Ольге шахтеров (52 года) так интенсивно обсуждал со своими товарищами проблемы со здоровьем, что сразу стало ясно – он уже старый и больной. Другой шахтер жаловался антропологу как на сложности в половой жизни, так и на проблемы со зрением и позвоночником. Однако больше всего его донимал но страх «не справиться» со своей ролью мужа и главного добытчика в семье, не заработать детям на высшее образование.

Таким образом, за фасадом курортной сексуальной свободы и неограниченных возможностей, за маскулинностью «удалого мужика» нередко скрывается плохое здоровье и импотенция.

«Шахтеры не могут быть одновременно сексуальными зверями и добытчиками: новое давление капитализма в сфере производства и потребления превращает героев в сломанные и бессильные тела», – резюмирует ученая. Фактически, внешне проявленная маскулинность шахтеров (обязательно пить, завоевывать женщин и хорошо работать, получая выше среднего) не укрепляет их, а ослабляет, давит грузом обязательств и лишает их возможности – вместо самоутверждения – совместно бороться за более достойные условия труда и смягчение эксплуатации.

Артем Космарский (Институт востоковедения РАН)

Международное информационное агентство «Фергана»