Озеро Курбан-куль: власть места над человеком
Идея написания серии материалов о Шахимардане – горном островке Узбекистана на карте Киргизии – родилась в агентстве «Фергана» осенью 2004 года. Именно тогда группа экспертов совершила однодневную поездку в анклав, чтобы своими глазами увидеть и город, и горы, и границы.
Сегодня мы публикуем эссе журналиста Андрея Кудряшова, написанное после прогулки по шахимарданским горам. Речь в этой «топографической записке» идет об известном ферганцам «Голубом озере», или озере «Курбан-куль» - цели массового паломничества верующих-мусульман, а также туристов и просто любителей отдыха на природе.
Курбан-куль, как одно из мест поклонения, неотделимо от Шахимардана, несмотря на то, что урочище и само живописное озеро находятся уже на территории Киргизии. Узбекский город-островок и киргизское горное озеро образуют единый географический и исторический комплекс, который, к счастью, не могут разрушить даже новые границы ставших вдруг такими независимыми друг от друга государств.
Вид с тропы над озером Курбан-куль. Фотографии © А.Патлай, А.Кудряшов, Д.Кислов
Расхожая поговорка - «не место красит человека, а человек – место» может быть справедлива лишь по отношению к социальным иерархиям или культурным позициям. Но на предшествующем знакам и языкам культур интуитивном и невербальном уровне взаимодействия человека с миром, как живого с живым, над восприятием безраздельно господствует чувство пространства - дорациональное распознавание его свойств в абсолютно широком диапазоне от физиологических ощущений до эстетического импринтинга, которому разум, как поздний продукт цивилизации, уже задним числом придал нравственно-прагматическую категорию гармонии.
Вероятно, инстинктивный культ почитания обособленных, сильных точек ландшафта - причудливых скал и камней, ущелий и перевалов, родников, рек и озер, водопадов и гротов, отдельно стоящих деревьев, был наиболее ранней формой религии или даже самим фундаментом первобытной религиозности, поскольку власть места над человеком, способность особых структур пространства заметно изменять состояния человеческого сознания - это первое из чудес мира, с которым каждый человек обязательно и невинно сталкивается в своей жизни, но которое никто не может потом до конца преодолеть разумом, пусть в том даже возникнет насущная социокультурная или философская необходимость.
По дороге на озеро
Горы обманывают в нас справедливость, рациональность и соразмерность, а иногда и этические критерии. Ужас их тектонических катаклизмов маскируется великолепием геометрического совершенства форм. Инстинкт самосохранения перед лицом более чем реальных опасностей полностью анестезируется эстетическим шоком от созерцания все равно идиллических или инфернальных пейзажей.
Естественная плотина озера Курбан-куль - мертвое тело оползня, после землетрясения, говорят, похоронившего под собой целый поселок. Безжизненный хаос валунов кварца и мрамора в обрамлении остроконечных пиков и снежных вершин выглядит иномирно. В каменной чаше поверхность воды бирюзовая от преломления света частицами нерастворимой взвеси пород. Скалы вокруг блестят закаленной сталью. Следующее озеро - «Зеленое» - купоросно-зеленое от ковра водорослей на его дне, казалось бы, невозможного в его холодных глубинах.
Весь ландшафт невозможен. И место должно быть освящено почитанием.
Вид на озеро завораживает
Горы ломают перспективу, предательски подменяют масштабы. Скала издали может казаться камнем, а камень вблизи - скалой. От этого восприятие рассредоточивается и детали уравниваются в правах с фоном. Поэтому отображение горных ландшафтов зачастую не требует специального построения композиции. Подобный труд воображения здесь может даже оказаться больше чем излишним - эстетически ложным, банальным, надумано проективным.
Если горизонты открытых пространств - степи, моря, пустыни - настраивают на интравертную медитацию, как автоматическую защиту от страха перед растворением в бесконечности, для уютного выхода из которой нужна резко выделенная деталь, контрастное пятно, силуэт, то вертикальные протяженности горных склонов, небеса над которыми парадоксально еще более отдаляются от человека, притягивают и привязывают взгляд к земле, ее плотности, весу, фактуре.
Обычай загадывать желания и повязывать на ветки кустов кусочки ткани пришел из глубокой древности
Внимание непроизвольно цепляется за любую подробность - травинку, трещинку, тень. И само погруженное пребывание в этой сверхплотной среде по эмоциональной самодостаточности становится равным творчеству.
Изображения таких мест никогда не могут быть тривиальными, поскольку в любом из них отпечатывается энергетическая мощь. Если созерцание общепризнанной достопримечательности у совершенно разных людей вызывает схожие ощущения и одинаковые эстетические оценки - это вовсе не признак подверженности стереотипу.
Подобно тому, как феномен канонического искусства - иконописи, священных текстов или храмовой архитектуры порождает бесконечные смыслы при внешнем однообразии форм, чрезвычайно сильная структура пространства настраивает сознание на определенные состояния в резонанс, отчего часто посещаемые места, как иконы и храмы, приобретают свойства намоленности.
В определенном смысле любая сильная точка пространства - это все точки одновременно. В окрестностях Шахимардана, Ёрдана и Курбан-куля можно найти будто бы виды Альп, Анд, Гималаев, Скалистых гор или Алтая. Точно так же, путешествуя по дальним странам, уроженец здешних мест вдруг поразится сходству какого-нибудь уголка Саян или Карпат со знакомой с детства тропкой среди скал.
В подобных местах пространство нередко господствует и над временем. Недавно еще неуместные и уродливые меты социальной обустроенности времен СССР - висящие ныне черными гроздьями под облаками люльки неработающей канатной дороги и проржавевшие остовы каруселей на берегу озера за десятилетие запустения стали такой же органичной частью ландшафта, как выцветшие лоскуты материи, завязанные паломниками на ветвях кустарника возле священных камней, возможно, еще век назад.
Своим иррациональным присутствием в первобытном ландшафте они лишь усиливают ощущение стационарности времени, захваченного местом в плен.
Абсолютная власть места над человеком в пределе нередко лишает его способности рефлексировать, как-то вербализовать свои чувства по этому поводу. Мне самому потребовалось прежде переместить себя в другое место, со своей силой, чтобы стушевать, заместить новыми, впечатления, полученные от экспедиции к святому озеру Курбан-куль, изгнать их в память, анализировать и описывать, доставая уже из памяти.