Сегодня любой журналист Узбекистана, работающий на одно из зарубежных средств массовой информации, рискует рано или поздно попасть в тюрьму всего лишь за то, что писал и говорил правду о жизни в этой стране. Однако официально его осудят не за журналистскую деятельность. Ведь в Уголовном Кодексе Узбекистана несложно найти подходящую статью. Подтверждение тому - рассказ узбекского журналиста, отсидевшего в тюрьме четыре с половиной месяца.

Пятьдесят пять дней из этого срока он провел в следственном изоляторе (СИЗО) одного из областных управлений Службы национальной безопасности (СНБ). В августе прошлого года этого журналиста арестовали за попытку нелегального пересечения границы, а посадили, по сути, за излишнее свободомыслие и сотрудничество с иностранным СМИ.

С зарубежными организациями сотрудничала и арестованная в январе текущего года правозащитница и журналистка Умида Ниязова. Автор письма высказывает также свои предположения о ее будущем.

* * *

«...Более всего заключенного в СИЗО угнетает полная изоляция, отсутствие информации от родных, неведомое будущее. Заключенный сидит и гадает, что о его деятельности известно следствию, а что нет, кто дает показания против него, в каком положении находятся его друзья, коллеги, знакомые и ближайшие родственники, Заключенному страшны не пытки, ему страшна мысль: не пытают ли его близких?

Таштюрьма, в которой содержится сейчас и моя коллега Умида Ниязова, является распределительной базой Главного управления исполнения наказаний (ГУИН) Республики Узбекистан. Осужденные прибывают сюда со всей страны и ждут, в какую зону их отправят отбывать срок. Эта тюрьма известна в уголовном мире как самая «либеральная». Здесь можно купить все: внеочередное свидание, передачи и посылки. «Дубаки» и «дубачки» – надзиратели-контролеры - за определенную плату могут передавать заключенному деньги. Да и не только деньги. Дежурные ходят по камерам и предлагают заключенным и осужденным товар на выбор: водку, анашу, заправленный шприц с дозой наркоты, газету «Спид-инфо» и так далее. С ними можно договориться и о свидании с «монашками» в отдельной камере. Имея деньги, «зэк» может обставить свою камеру по своему вкусу.

Самое мучительное в заключении – это ожидание суда. Меня содержали под стражей за попытку нелегального пересечения границы. Дня суда я ждал как дня своего освобождения. Ибо, согласно статье 223–1 Уголовного Кодекса Республики Узбекистан, мне грозило наказание либо в виде штрафа в размере от 50 до 100 минимальных окладов, либо в виде лишения свободы на срок от 3-х до 5 лет.

Осужденный содержится в маленькой сырой камере в строгой изоляции. Свидания с родными, телефонные разговоры, получение передач – все это под запретом. Заключенного выводят на прогулку на один час в сутки. Тюремную библиотеку можно перечитать за три месяца. Заключенные и арестованные используют книги как туалетную бумагу (так как ее не выдают) и поэтому чтение превращается в испытание для нервов.

Хотя осужденному, согласно УПК, разрешается получение газет и журналов, на практике же им выдают только газету VBG (?), именуемую осужденными «сучкой». Для журналиста, привыкшего общаться и получать информацию по Интернету, нет худшего наказания. Кроме того, осужденный правозащитник или журналист находится под особым контролем, а его камера - под «давлением». Это значит, что ты и твои соседи лишаются таких тюремных «деликатесов», как чифирь, курево и насвай, что раздражает соседей-уголовников и настраивает их против тебя. Ведь контролер-надзиратель и спичинку не даст, постоянно осуществляя надзор за камерой через глазок.

Что ждет Умиду Ниязову?

Эту журналистку тоже обвиняют в незаконном пересечении границы. В СМИ прошла информация о том, что Умиду Ниязову содержат в одиночной камере. Между тем, согласно статье 244 Уголовно-процессуального кодекса (УПК) Республики Узбекистан, только «по постановлению пpокуpоpа или опpеделению суда аpестованные могут содеpжаться под стpажей в тюpьме или в одиночной камеpе следственного изолятоpа, если они обвиняются в совеpшении тяжких и особо тяжких пpеступлений, пpедусмотpенных частями четвертой и пятой статьи 15».

Куда же смотрит адвокат Умиды Ниязовой? Почему он/она не добивается перевода ее в общую камеру? Хотя, возможно лучше сидеть одной, чем в обществе отъявленных уголовниц. Ведь наверняка среди них окажутся и подсадные утки, которые будут доносить оперативнику и следователям каждое сказанное Умидой слово.

Согласно тому же УПК, адвокат имеет право на любое количество не ограниченных временем свиданий с подзащитным. «Если обвиняемый или подсудимый содеpжится под стpажей, защитник впpаве иметь с ним свидания наедине без огpаничения числа и продолжительности свиданий», - говорится в статье 53 УПК Республики Узбекистан.

Хороший и толковый адвокат сможет поддержать дух своего подзащитного, информировать его о содержании обвинительного заключения, ставить в известность о состоянии родных и близких. Это особенно актуально в отношении Умиды – ей очень важно знать, что на свободе ее поддерживают и ждут ее освобождения тысячи людей.

Мой адвокат - приглашенный следователем СНБ молодой и толковый человек - встречался со мной наедине до суда всего один раз. В комнате для встреч он сразу меня предупредил знаками, что нас подслушивают, вследствие чего желаемого разговора не получилось. В дальнейшем, несмотря на мои просьбы и заявления, адвоката ко мне не допускали до самого суда.

Для узбекского правосудия важна не нарушенная статья, а человек, сидящий на скамье подсудимых. Важно и то, есть ли у него толковые родственники, которые сумеют договориться с судьей. Обычно в роли посредников между родственниками и судьями выступают сами адвокаты. Они договариваются, передают необходимую сумму и добиваются нужного приговора. Однако к Умиде Ниязовой власти будут, возможно, относиться как политическому диссиденту, что значительно усложняет задачу ее освобождения.

Хотя журналистку содержат в следственном изоляторе Таштюрьмы, а следствие ведет транспортная прокуратура, на самом деле следствием руководят специалисты из СНБ, которые интересуются именно журналистской и правозащитной деятельностью Умиды Ниязовой. Их интересуют ее отношения с зарубежными партнерами, каналы передачи информации, способы связи. Наверняка они добились от нее путем угроз и запугиваний раскрытия ее переписки, открыли электронную почту, переворошили все письма. Особенно их интересует, нет ли у Умиды связи с лидерами оппозиции за рубежом. Неудивительным окажется и то, что по телефонным номерам из ее блокнотов гласно и негласно будут допрашиваться все ее друзья и знакомые.

Какой же приговор ждет Умиду Ниязову?

Это зависит от нескольких факторов. Вряд ли к ней кроме статьи 223-1 (пересечение границы незаконным путем) будут применены другие статьи УПК. Но практически наверняка перед судом Умиду пригласит к себе в кабинет сотрудник с приятной внешностью и манерами и предложит ей «публично покаяться перед народом», в ходе чего она должна будет рассказать «о своей преступной по отношению Родине и президенту деятельности, просить прощение у президента и узбекского народа». Все это будет заснято на камеру и храниться до поры до времени.

А пока узбекская СНБ обязательно предложит ей сотрудничать и визировать свои корреспонденции перед отправкой зарубежным хозяевам. Тогда, мол, руководство попросит судью быть снисходительным при вынесении приговора, а иначе, скажут они, ее ждет как минимум год лишения свободы.

Чего ждать от суда? В силу того, что Умида Ниязова находится под вниманием мирового сообщества (и под контролем спецслужб Узбекистана), полюбовного договора родственников с судьей не будет. В лучшем случае, Умиду освободят из зала суда, назначив внушительную сумму штрафа в размере от 200 до 400 минимальных окладов. Это примерно от 2,48 до 4,96 млн. сумов или от 1984 до 3968 долларов США. Таким образом Узбекистан может продемонстрировать Западу свое якобы либеральное отношение к журналистам и правозащитникам.

В худшем случае Ниязову приговорят к шести месяцам тюрьмы.

* * *

Когда мне пришло время выходить из тюрьмы, начальник специальной части, выписывая мне справку об освобождении, съязвил: «Теперь можете сотрудничать даже с Би-Би-Си», намекая на мою принадлежность к иностранному СМИ. «Попробую», - ответил я ему, все еще не веря в свое досрочное освобождение. «Значит, вам понравилось у нас сидеть. В таком случае милости просим!» - усмехнулся начальник».