Фото © Д.Кислова и И.Ильиной

Одевшись в нежную весеннюю зелень, Москва похорошела и выглядит намного дружелюбнее, чем зимой, особенно бесснежной. Но все равно часто кажется, что это огромное пространство с уличными экранами, эстакадами и небоскребами - не город, а колоссальный цех по производству новостей, событий и развлечений.

Иногда только на задворках шикарного особняка в зеркалах и бронзе наткнешься на кусок обыкновенной дворовой земли с подорожником, кустом сирени и старой деревянной скамейкой. Маленькие кусочки настоящей прогретой солнцем жизни, которые вот-вот растворятся в потоке времени. Так же, как растворяется потихоньку наше общее прошлое, прожитое на одной шестой части мира.

Вроде бы совсем недавно мы стали жить в разных государствах. Но, оказывается, за это время у нас, жителей окраин бывшей империи и у россиян успел появиться довольно большой кусок разной истории. «Дикий» капитализм, запустение, танки на улицах, взрывы в метро… Для приезжих все это - кадры из боевиков. Для москвичей – недавнее, еще не пережитое трудное время. Как все обычные люди, они любят его вспоминать, но, как все нормальные люди, очень не хотят его повторения.

Комфорт и благополучие современной Москвы не сравнить с 90-ми. Но жить в ней нелегко и сегодня. Привычно поругивая закрытость и эмоциональную холодность москвичей, мало кто пытается поставить себя на их место. Не надо спешить загибать пальцы, пересчитывая блага «коренных» - наличие квартиры, родственников, полезных знакомств и устоявшихся социальных связей. У приезжих есть другое важное преимущество: их малая родина. Плохая, хорошая, скромная, бедная, провинциальная или не очень, болото или тихая гавань – но она есть. Есть плацдарм для отступления, куда можно вернуться, отдышаться и подумать: а нужно ли мне это – жить в Москве?

Москвичам деваться некуда. Их собственный дом каждый день захлестывают толпы абсолютно разных, но одинаково голодных на чужое время, эмоции и деньги людей, для которых Москва – всего лишь точка приложения рук, мозгов и амбиций. В метро невольно хочется прикрыть глаза, чтобы хоть как-то отгородиться от мощного давления их биополей. Побыть в тишине и одиночестве невозможно ни в одном парке или сквере. И будем честны перед собой: всем бы нам удалось, живя постоянно в захлебывающемся от чужаков мегаполисе, не обозлиться на «пришлых», наводнивших родной город?

Большинству москвичей это удается. Это с их подачи люди здесь стараются разговаривать вежливо, инстинктивно чувствуя, что только так можно выжить, когда личного пространства практически нет. В этой корректности - заслуга коренных горожан, проявляющих чудеса снисходительного терпения.

Не надейтесь, что вас станут сочувственно выслушивать - своих проблем хватает у каждого. Хотя если могут помочь, помогут – быстро, не тратя времени на лишние фразы. И, коротко бросив "всего доброго", торопливо распрощаются. Встретиться просто так, чтобы "поговорить за жизнь", тоже вряд ли получится. Но если все-таки повезет близко пообщаться, то от москвичей можно узнать совсем другую, далекую от официальной, историю России.

В одной семье вам расскажут, например, как мать семейства, еврейка, с большим трудом достала вскоре после начала войны цианистый калий и держала его в кухонном шкафчике. На случай, если Москву возьмут немцы.

Пожилая москвичка, вспомнив военное детство, скажет, что очень любила… артобстрелы. Во время воздушной тревоги горожане спускались в метро, где одному человеку полагалась одна шпала. А еще мама покупала ей там мороженое. Так и осталось это время в детской памяти: обстрел – метро – мороженое.

Другая импозантная дама вспомнит, как в детстве жила на Арбате и каждый день ходила в 58-ю школу мимо действующей церкви, что и сейчас стоит в переулке, раньше носившем имя Аксакова. В семье были репрессированные, поэтому на разговоры о религии был строгий запрет. А девочку влекло к храму, особенно в праздники, когда пел хор и звучал перезвон колоколов. Пару раз маленькая голенастая школьница с большим ранцем за спиной пыталась войти, чтобы лучше услышать и разглядеть, что за таинство происходит под куполом с золотым крестом. И дважды была с проклятиями изгнана старухами, усмотревшими кощунство в ее красном галстуке. «Я крестилась уже взрослой, несколько лет назад, - говорит она. – Но до сих пор побаиваюсь входить в церковь, все кажется, что меня кто-то обругает».

На доме, где жила девочка, была табличка, что этот дом – один из немногих, уцелевших после пожара 1812 года. Но его все равно снесли, на его месте теперь – огромное безобразное здание с кучей всяких «забегаловок», по ее выражению. Соседний дом, где не было никаких табличек, стоит целехонький.

А москвичи уходят. Почти у всех моих знакомых средне-пожилого возраста - одна дочь или один сын. И даже эти немногочисленные потомки через одного живут не в России: уехали в 90-е, прочно обосновались за границей и детей своих растят там. Может, поэтому в Москве так много одиноких стариков. Большинство не бедствует. Но если заглянуть в глаза, то видно, как ищут они – нет, не внимания даже, а возможности, случая как-то обозначить свое существование.

Спросите у них дорогу, и они будут ее подробно объяснять, переспрашивая: «деточка, вам понятно?». А когда сами куда-то едут, то стоят стеснительно, стараясь не смотреть на сидящих, прикрывших глаза под музыку в непременном наушнике. Так же, впрочем, стоят мамы с детьми, даже маленькими, если вдруг заставила нелегкая в рабочий день куда-то двинуться. Москва – жесткий город, старикам и детям здесь трудно. В обычные дни.

Но, кроме будней, есть праздники, которые не в радость без стариков и детей. На Новый год, например, для создания праздничной атмосферы очень нужны дети – и на десять елочных дней люди добреют и смотрят на маленький народец чуть снисходительнее. А в День Победы вспоминают и о стариках.

Ведь праздник остается живым и настоящим, пока есть эти увешанные орденами и медалями пехотинцы, матросы и летчики. Есть кого, как легенду, показывать ребенку, есть с кем фотографироваться и кому пожать руку. Выслушать от старых людей, которые стоят уже на самом краю нашего мира, искренние, идущие от сердца, пожелания нам, остающимся: чистого неба над головой и долгой счастливой жизни. Глядя на детей – «рыжих», «черных» и в «крапинку», которые подходят с цветами к фронтовикам, почувствовать себя частью великого народа-победителя, укрепившись в надежде, что фашизм не пройдет и сегодня.

И постараться не думать, как через неделю-другую потускнеют и запылятся георгиевские ленточки, исчезнут транспаранты, а бравые солдаты и солдатки превратятся в обыкновенных стариков и старух. И снова будут, как досадная помеха, бочком пробираться среди бушующего моря молодых лиц.