«Туркестанцы» под знаменами рейха
К сожалению, в год 65-летия окончания Второй мировой войны нет никаких оснований считать, что нам уже известна основная часть исторической правды об этой величайшей трагедии. Среди наименее разработанных и в то же время наиболее сложных и, можно сказать, неприятных тем находится проблема так называемого «коллаборационизма». В советской историографии ее рассмотрение, как правило, ограничивалось гневными обличениями «предателей Родины». Ведь объяснить, почему около двух миллионов жителей «первого в мире государства рабочих и крестьян» сражались на стороне нацистской Германии было невозможно без того, чтобы не возник вопрос: что же это за жизнь такая была в этом государстве, при которой «предателей» оказалось во много раз больше, чем за всю историю «тюрьмы народов» - Российской империи?
Уже в постсоветские времена было написано немало интересных работ, посвященных этой теме, однако широкой аудитории все-таки более доступна историческая публицистика. Основная же часть российской исторической публицистики по вполне понятным причинам посвящена коллаборационизму прибалтийскому и украинскому. Ну, возможно, еще личности генерала Власова, причем и то, и другое трактуется преимущественно в обличительном ключе. Что же до хорошо известного историкам факта службы сотен тысяч представителей других союзных республик, в частности, среднеазиатских, в разного рода формированиях вермахта и CC, то об этом до сих пор, опять же по понятным причинам, предпочитают особо не вспоминать.
Да и в самих государствах Центральной Азии исследования, посвященные, скажем, Туркестанскому легиону, тоже не отнесешь к числу самых популярных. Впрочем, и в этих странах появилось немало объективных и весьма интересных работ. Правда, встречаются и такие, что рассматривают проблему почти исключительно в плоскости национально-освободительной борьбы против «русского империализма». Представляется все же, что судьбу сотен тысяч граждан советских республик Средней Азии, оказавшихся в плену, а затем в рядах германских вооруженных сил, следует считать, прежде всего, частью общей трагедии десятков миллионов людей, ставших жертвой сразу двух ужаснейших тоталитарных режимов ХХ века – нацистского и советского.
«Так или иначе, мы обречены на смерть»
Во время разгрома вермахтом советских войск летом 1941 года огромное число уроженцев Средней Азии оказалось в самом центре грандиозной катастрофы, вина за которую целиком лежала на высшем советском руководстве. Только из Казахстана в ряды Красной армии в этот период были призваны 1 миллион 200 тысяч человек. Понятно, что представители среднеазиатских республик не относились к числу самых обученных и хорошо вооруженных солдат. Многие из них плохо или совсем не знали русский язык, следовательно, не могли понимать приказы. Поэтому нет ничего удивительного, что большинство красноармейцев из Средней Азии, прибывших в начальный период войны на фронт, попали в плен. К тому же у них не было особых стимулов отдавать жизнь за советскую власть, «подставившую» их и обрекшую на гибель и мучения. Не говоря уже о том, что еще свежи были в памяти большевистские зверства времен «борьбы с басмачеством», ужасы коллективизации, «Большого террора» 30-х годов, национальные и религиозные унижения, свойственные «борьбе с национализмом», «байскими пережитками» и так далее. Впрочем, свои счеты с советской властью были и у представителей других народов, включая весьма значительную часть русских. Что и побуждало тысячи советских солдат сдаваться в плен, а то и переходить на сторону немцев целыми подразделениями.
В результате из примерно шести миллионов советских военнопленных, оказавшихся в первые годы войны в немецком плену, одну треть - 1 миллион 700 тысяч - составляли уроженцы Средней Азии. Видимо, излишне говорить об ужасных условиях в переполненных немецких лагерях, где содержались советские военнопленные, особенно в первые месяцы войны. Именно там пленным из Средней Азии немцы стали предлагать вступать в ряды антисоветских национальных формирований. И довольно многие соглашались. В общем, понятно почему.
Конечно же, на первом месте было простое человеческое желание выжить. Например, Зейнел-Габден Темиргалиев, бывший военнопленный, вспоминал, что многие давали согласие идти в легионы, следуя простой житейской мудрости: «Так или иначе мы обречены на смерть. Для начала надо попытаться выбраться из лагеря, а там будет видно».
Вербовка в легионы проводилась с использованием метода «кнута и пряника». Военнопленным наглядно показывали, какие, прежде всего, материальные блага сулит переход на немецкую сторону. При этом основной упор пропагандисты делали на религиозную и национально-культурную «антагонистичность» среднеазиатов русским, на те притеснения, которым подвергались религия и национальные языки в Советском Союзе. К тому же большинство лагерников были в курсе точки зрения Сталина на военнопленных, которых на самом деле нет, а есть одни предатели, и не испытывали иллюзий насчет своей судьбы в случае попадания в руки советских властей.
HiWi, Osttruppen, Ostlegionen
Почти с самых первых дней войны отдельные советские дезертиры и пленные предлагали свои услуги немцам для службы во вспомогательных подразделениях. Они получили общее название HiWi (от Hilfswillige – добровольные помощники). Это были водители, санитары, повара, которые заменяли немцев на этих должностях. При необходимости «хивис» и сами могли брать в руки оружие. Поначалу они сохраняли советскую военную форму (без знаков различия), а позднее стали получать униформу вермахта, тоже без знаков различия. Обычно единственным их опознавательным знаком была повязка с надписью Im Dienst der Deutsche Wehrmact.
Вторая катеория – «Восточные войска» (Osttruppen) - включала весь личный состав, интегрированный в германские подразделения. Обычно их сводили в батальоны, которые так и назывались – Ostbataillonen. Первые такие батальоны организовывались в обход официальных приказов по личной инициативе командиров немецких подразделений. Основной задачей этих вспомогательных войск было обеспечение безопасности в тылу. В конце 1941 года в группе армий «Центр» были созданы первые шесть батальонов, для обозначения которых впервые было использовано название «Восточные войска». Вскоре верховное командование вермахта официально разрешило создавать такие формирования, правда, с рядом ограничений: численность каждого такого батальона не должна превышать 200 солдат, а использовать их следует только для охраны.
Изначально основная их часть набиралась из представителей нерусских национальностей – прежде всего прибалтов и украинцев, впоследствии широкое распространение получили и чисто русские воинские части, в том числе казачьи. Несколько полицейских батальонов, набранных в Прибалтике, в виду особого доверия, которым латышские и эстонские солдаты пользовались у немцев, были первыми брошены на фронт - на усиление слабых участков группы армий «Север». В конце 1941 года был отдан приказ о создании нескольких азиатских и кавказских «Восточных легионов» (Ostlegionen), которые по своему статусу были приравнены к легионам европейских добровольцев (действовавшие в составе вермахта французский, валлонский и хорватский легионы).
Безусловно, при формальном равенстве статуса отношение немцев к европейским добровольцам, особенно из «германских» стран, и, тем более, к добровольцам, воевавшим в составе Ваффен СС (голландский, фламандский, датский, норвежский, позднее – эстонский и латышский легионы СС), сильно отличалось от отношения к «восточным легионерам», хотя бы в силу «расовых» соображений. Положение пленных «азиатов» было определено нацистами еще до войны - в приказе от 16 мая 1941 года и в программе «Восточной политики» (Ostpolitik). Нацистская идеология объявила их среди прочих «недочеловеками». Следовательно, «восточные легионеры» рассматривались почти исключительно в качестве «пушечного мяса», призванного сохранить более ценный «расовый материал».
Пантюркизм или панисламизм?
Создавая воинские части из представителей советской Средней Азии, германское руководство использовало не только антисоветские, но и антирусские, пантюркистские, исламистские и просто националистические (можно использовать и термин «национально-освободительные») настроения, безусловно, присутствовавшие среди военнопленных.
Демонстративное «освобождение» этих пленных Германией, сам факт появления на советско-германском фронте частей, сформированных из мусульман, должен был придать нацистскому рейху репутацию «друга ислама», «союзника в борьбе против колониализма» и побудить народы Ближнего и Среднего Востока ориентироваться на Германию в своей антиколониальной борьбе.
В вопросе об общетюркской идее приоритет был отдан положениям диссертации известного в Германии востоковеда Герхарда фон Менде «Национальная борьба российских тюрок. Исследование национального вопроса в СССР». Сам автор в последующем вошел в число ведущих экспертов рейха по тюрко-мусульманским вопросам в СССР. Среди других специалистов, выдававших рекомендации по этой теме, были доктор Райнер Ольцша и доктор Бергер Арлт. Общее курирование вопросов, связанных с использованием пленных среднеазиатов, осуществлял Институт Ваннзее при РСХА и ряд других ведомств, в первую очередь, министерство восточных территорий Альфреда Розенберга (Ostministerium).
Вопрос о пантюркизме рассматривался немцами в двух ракурсах. Пантюркизм интересовал Германию, в первую очередь, как средство, способное вдохновить тюркоязычные народы СССР на борьбу с «русско-еврейским коммунизмом». К тому же, как считали в Берлине, определенная поддержка пантюркизма могла бы также помочь вовлечению Турции в орбиту интересов Германии, и на этот счет в Анкаре были установлены контакты с рядом турецких политиков-пантюркистов, например, с братом небезызвестного Энвера-паши - Нури-пашой. С ним, в частности, обсуждались возможности сотрудничества в деле формирования воинских частей из советских тюрков. Однако в целом пантуранистская идея вызывала у Германии опасения - немцы не очень хотели создавать большие государственные объединения, которые могли бы приобрести «излишнюю» силу.
С другой стороны, считалось, что для Германии гораздо выгоднее сделать акцент на поддержку панисламистского движения, а не пантюркистского. Этой же точки зрения придерживался и Вели Каюм – видный политэмигрант из Бухары, претендовавший на лидерство среди туркестанских эмигрантов. В материалах, представленных Вели Каюмом германскому руководству, указывалось на необходимость не только не поддерживать, но даже бороться против пантюркизма в его «чисто турецком» варианте, ставившего задачу объединения тюрков под протекторатом Турции. Это могло привести, по убеждению Каюма, к усилению не слишком желательного для Германии турецкого влияния, так как Турция не могла быть последовательным союзником немцев. Германии, как предлагал Каюм, было бы выгоднее, в пику Великобритании, опять же делать упор на «защиту ислама». В общем, было решено все же сильнее «педалировать» панисламизм, прежде всего, в антибританских целях.
Тем не менее, в Берлине также «проигрывались» варианты расчленения СССР, предусматривавшие отделение Туркмении, Узбекистана, Таджикистана, Киргизии и Казахстана. В этом случае, как предполагали в Германии, они могли бы оказаться предоставленными самим себе и, возможно, начали создавать самостоятельные государственные образования. При таком развитии событий не исключалась опасность вторжения британцев со стороны Индии, Афганистана и Ирана под предлогом оказания помощи Москве. Допускал это и Вели Каюм. Для предотвращения британского вторжения он предлагал Германии взять республики Средней Азии под свое покровительство и способствовать оформлению потенциального антисоветского органа власти, а именно Туркестанского Совета в эмиграции, который при необходимости мог бы быть экстренно переброшен из Германии в Туркестан. Совет этот должен был заранее разработать мероприятия с участием военнопленных и эмигрантов на случай своей передислокации в заданную точку СССР. Во главе Совета Вели Каюм видел только самого себя.
А солдатам среднеазиатских подразделений в итоге все-таки пообещали создание туркестанского государства - Большого Туркестана - под протекторатом Германии. При этом оно должно было включать, помимо Средней Азии и Казахстана, еще и Башкирию, Поволжье, Азербайджан, Северный Кавказ и Синьцзян. Ну, обещать-то нацисты могли что угодно.
«Туркмены»
15 декабря 1942 года для контроля за быстро увеличивающимися восточными подразделениями была создана Инспекция восточных войск во главе с генералом Хайнцем Хельмихом, которого в январе 1944 года сменил генерал Эрнст Кестринг. Эта инспекция занималась организацией подготовки новых подразделений, которые обычно представляли собой пехотные батальоны, хотя среди них имелись также и кавалерийские эскадроны, и саперные батальоны, и артдивизионы. Но Инспекция не командовала этими подразделениями на поле боя. Каждое из них было подчинено какому-либо германскому подразделению на линии фронта или в тылу. Каждая штаб-квартира германской армии или группы армий в России включала в себя и штаб восточных войск.
При этом, формируя «Восточные легионы», германское командование не особо утруждало себя этнографическими тонкостями. Все зачастую совершенно разные народы и народности немцы объединяли только под двумя собирательными названиями: «кавказцы» - те, кто жил по обеим сторонам Большого Кавказского Хребта, и «туркмены», под которыми подразумевались все азиатские народы от Волги и до самых отдаленных степей Центральной Азии.
В конце августа 1941 года была начата работа специальной комиссии Ostministerium, которая отделила тюркских военнопленных. Именно тюрки СССР, по мнению немецкого руководства, из всех «азиатов» были наиболее враждебно настроены к советской власти. Отобранные военнопленные были размещены в спецлагерях на территории Польши, Прибалтики, Белоруссии и Украины. 15 ноября 1941 года был издан приказ организовать при каждой дивизии группы армии «Юг» по одной сотне «из военнопленных туркменской и кавказской принадлежности». Когда в конце ноябре 1941 года 444-я немецкая пехотная дивизия включила в свои ряды первых таких добровольцев, они были сгруппированы в Turkoman Bataillon 444 и Caucasian Bataillon 444.
«Туркестанский легион»
Приказ о формировании частей под названием «Восточные легионы» был отдан германским верховным командованием 30 декабря 1941 года. Долгое время советская пропаганда приписывала участие в создании среднеазиатских частей вермахта видному эмигранту и политическому деятелю Мустафе Чокаю (Шокаю), о котором «Фергана.Ру» уже не раз рассказывала. Однако Чокай согласился на определенное сотрудничество с немцами только в целях спасения военнопленных, многих из которых он действительно спас. Ему действительно предлагали возглавить организацию тюркских военных формирований, но он отказался и умер 27 декабря 1941 года (по некоторым данным, был отравлен).
Взяться за это дело согласился Вели Каюм, которого в январе 1942 года Розенберг назначил президентом Туркестанского национального комитета. Комитет считался политическим образованием, на него формально возлагалась вся ответственность за организацию и функционирование «Туркестанского легиона» (Turkistanische Legion). Руководство рейха было заинтересовано в том, чтобы выставить самих среднеазиатов инициаторами создания воинских частей. Именно выставить, потому что Каюм особо активного участия в практической работе по организации легиона не принимал (и вряд ли сильно хотел).
Зато использовал предоставленную немцами власть для укрепления собственного положения. Первым официальным действием Каюма после его назначения главой Комитета стало присоединение к своему имени титула «хан», которого его у него раньше не было. Каюм пользовался у нацистов большим доверием, и ему была предоставлена полная свобода действий. Он получил квартиру, автомобиль и дипломатический паспорт. Вместе с тем, по свидетельствам других членов Комитета, трайбализм, кумовство, взяточничество и доносы были основным стилем руководства Вели Каюма.
В течение первой половины 1942 года были сформированы шесть «Восточных легионов», полностью интегрированных в состав вермахта и размещавшихся в Польше. Среди них был и Туркестанский легион, расположенный в Легионово. Он состоял из казахов, киргизов, узбеков, туркмен, каракалпаков и представителей ряда других народов и народностей. В Легионово также находилась школа для подготовки унтер-офицерского состава («группенфюреров») и офицеров («цугфюреров» и «компанифюреров», что соответствовало званию лейтенантов и обер-лейтенантов). Выше командиров рот (да и то довольно редких) представители восточных народов не поднимались – командовали исключительно немцы. Да и в ротах на 150 среднеазиатов в среднем приходилось от 8 до 15 немцев.
Летом 1942 года было признано необходимым упорядочить униформу и знаки различия для восточных войск. За основу была взята униформа вермахта, однако немцы запретили восточным добровольцам носить Hoheitsabzeichen – нагрудного германского орла со свастикой в когтях над правым нагрудным карманом. В качестве альтернативы был разработан специальный нагрудный знак – ромб с заключенной в него свастикой и двумя стилизованными крыльями. На практике он использовался очень редко. Чаще можно было увидеть либо «запрещенного» орла, либо вообще ничего.
Для каждой национальности были разработаны свои нарукавные эмблемы и кокарды, а также системы знаков различия, отдельные для русских и украинцев, казаков и «азиатских» войск.
Но все это было чистой условностью: разбросанные по разным участкам фронта и сформированные из разных источников части к форме одежды относились весьма вольно – носили либо только германские знаки, либо причудливую смесь из германских и «национальных» эмблем, либо изобретали самые причудливые комбинации униформы. Для Туркестанского легиона, пожалуй, единственным отличительным и объединяющим элементом был выдержанный в цветах Кокандского ханства голубовато-зеленый нарукавный щиток - сначала с белой стрелой, а потом с бело-желто-синей мечетью и темно-синей надписью Turkistan.
Следует опять же подчеркнуть, что Туркестанский легион, как и другие «Восточные легионы» (Мусульмано-Кавказский, позднее – Азербайджанский, Северокавказский, Волжско-Татарский, Грузинский, Армянский), никогда не являлся единой и отдельной воинской частью, все подразделения которой воевали бы вместе на каком-либо определенном участке фронта. Не было у него и единого командования. Собственно, «легионом» была только база формирования и подготовки отдельных частей (батальонов) в Легионово. Как только они завершали подготовку в Польше, их по отдельности отправляли на фронт – причем в разные места. Так что как единое целое Туркестанский легион, в отличие, скажем, от европейских легионов вермахта и СС, существовал только на бумаге.
Первым действующим подразделением Туркестанского легиона стал 450-й восточный батальон под командованием майора Андреаса Майер-Мадера – бывшего командира 444-го «туркменского» батальона. 450-й, а также 452-й туркестанские батальоны покинули Польшу весной 1942 года. Осенью 1942 года на фронт отправились 781–784-й туркестанские батальоны, а весной 1943 года – 785–789-й батальоны. Наконец, во второй половине 1943 года Польшу покинули 790–792-й батальоны. Всего же в Польше было сформировано 14 батальонов Туркестанского легиона (Азербайджанского – 8, Северокавказского – 7, Грузинского – 8, Армянского – 9, Волжско-татарского – 7, общая численность всех батальонов – свыше 50.000 человек).
«Туркестанская дивизия» и вспомогательные части
Польша была не единственным местом формирования частей Туркестанского легиона. В мае 1942 года в украинском Миргороде, на базе 162-й пехотной дивизии вермахта, было организовано подразделение по подготовке восточных войск во главе с известным специалистом по Центральной Азии, генерал-майором и профессором Оскаром Риттером фон Нидермайером. В мае 1943 года это подразделение получило название 162-й туркестанской дивизии (хотя служили там не только туркестанцы). Большинство батальонов, прошедших подготовку в 162-й дивизии, не получали своего номера, как это было в Польше. Им присваивался номер того батальона и того германского полка (через дробь), в состав которых их включали. Так приписанные к Туркестанскому легиону батальоны, которые были отправлены на фронт из Миргорода до мая 1943 года, получили номера: 1/29, 1/94, 1/295, 1/370, 1/371. До начала 1943 года легионеры из Миргорода посылались только в те полки, которые воевали на южном участке советско-германского фронта. Впоследствии их стали отправлять также на центральный и северный участки. Когда в мае 1943 года учебное подразделение фон Нидермайера стало боевым формированием, в его составе числились 1/71, 1/79, 1/129, 1/375, 1/113 туркестанские батальоны.
Значительная часть выходцев из Средней Азии служила также в различных вспомогательных подразделениях, действовавших в германском тылу. Среди них выделяется бригада «Boller», состоявшая из четырех «туркменских» рабочих батальонов и одного запасного батальона (всего 20.000 человек). Имелись также десять других вспомогательных батальонов для обслуживания артиллерийских складов, обеспечения и снабжения, строительства, в том числе железнодорожного, саперных работ. Всего действовали 202 вспомогательных подразделения, из которых 111 были укомплектованы представителями Средней Азии.
Действия на Восточном фронте
Имеется довольно мало сведений о конкретном участии частей Туркестанского легиона в боевых действиях на Восточном фронте. К тому же немцы использовали среднеазиатские формирования не слишком активно. Известно, что, по меньшей мере, шесть туркестанских батальонов участвовали в наступлении германской армии на Кавказ в 1942-43 годах. С сентября 1942 года по январь 1943 года на астраханском направлении в подчинении 16-й моторизованной дивизии находились 450, 782 и 811-й туркестанские батальоны. В приказе командования 16-й дивизии от 7 января 1943 года отмечались заслуги именно этих батальонов. Три туркестанских батальона воевали на сталинградском направлении, при этом большинство легионеров погибло.
Германское командование никогда не оставляло надежд поднять восстание в Средней Азии. Существовал план прорыва через территорию Афганистана в Туркмению и создания там бутафорского правительства. Однако эта затея провалилась в связи с активизацией советских войск в Иране.
В 1943 году немцы сформировали самостоятельное спецподразделение «Алаш» под командованием А.Агаева, которое готовили для заброски в Казахстан с диверсионным заданием. 3 и 6 мая 1944 года две боевые группы «Алаша» десантировались в Жилокасинском районе Гурьевской области. По замыслу немецкой разведки, соединившись здесь, объединенная группа должна была приступить к выполнению следующих задач: установить связи с враждебными элементами и дезертирами из числа местного населения для организации в тылу восстания, проводить диверсии на нефтепромыслах и транспорте. Для ведения прогерманской агитации группа была снабжена 2864 листовками на казахском языке, типографским станком, набором шрифтов, красками, готовыми клише антисоветских карикатур, а для легализации на территории Казахстана имелось 130 чистых бланков и свыше 120 печатей различных госучреждений. Но самолет с диверсантами был замечен, и местное управление НКВД взялось за их поиски. Операция завершилась тем, что пять человек из десанта были убиты в бою, девять захвачены живыми. Радист группы до окончания войны работал на СМЕРШ, передавая немцам дезинформацию.
Далеко не все из задействованных на фронте туркестанских частей оправдали надежды германского командования. Поэтому в течение 1943 года их стали все чаще отправлять в тыл: для борьбы против партизан, для охраны дорог, населенных пунктов и т.п. Например, весной и летом 1943 года на Украину прибыло несколько туркестанских батальонов для борьбы с партизанами. К середине августа 1943 года только в районе Львова общее число «восточных легионеров», включая туркестанцев, составило уже 31 тысячу солдат.
Переброска на Запад
Между тем, внутри среднеазиатских частей назревал кризис в отношениях с немецким личным составом. Степень доверия немцев к своим туркестанским «союзникам» отражает хотя бы тот факт, что в той же 162-й пехотной дивизии из одиннадцати тысяч человек пять тысяч были немецкими военнослужащими, то есть каждый второй «туркестанец» был немцем. Почти полное отсутствие во всех тюркских батальонах офицерского состава из тюрков рождало чувство национального унижения, которое усугублялось пренебрежением, грубостью, а то и прямыми издевательствами со стороны немецких командиров. В своей докладной записке командованию уже упоминавшийся командир 450-го батальона Майер-Мадер писал, что немецкие офицеры не понимают ни языка тюрков, ни «азиатского менталитета», а потому в батальонах «отсутствует внутренний стержень».
К осени 1943 года пропасть в отношениях с немецкими сослуживцами стала такой большой, что туркестанцы начали открыто выражать свое недовольство. Доходило до убийств, к тому же легионеры становились все более податливы советской пропаганде. Тот же Майер-Мадер считал, что «большевизм имеет возможность и пользуется этой возможностью заставлять представителей своих колоний проливать кровь за него, поэтому магометанские батальоны, находящиеся на немецкой стороне, должны быть выведены с восточного фронта и преобразованы в рабочие батальоны».
Германское командование и само стало весьма подозрительно относиться к восточным войска из-за роста дезертирства и случаев перехода на сторону противника. 29 сентября 1943 года Гитлер отдал приказ о переводе азиатских легионеров с Востока на Запад, и командование Восточных легионов переехало в город Мийо на юге Франции. Большинство частей Туркестанского легиона перебросили во Францию в декабре того же года. По меньшей мере, шесть батальонов были дислоцированы на юге Франции в районе департамента Тарн, гораздо большее число находилось в районах Верхней Гаронны, Арьежа, Альби. Легионеры использовались в основном для охранной службы, но нередко участвовали и в операциях против «маки» (этим словом во Франции называли отряды партизан. - Прим. ред.).
162-я дивизия отправилась сначала в Словению, а потом в Италию, где воевала с партизанами. На завершающем этапе войны она участвовала в двух небольших стычках с войсками союзников.
Под эгидой СС
Определенное число среднеазиатов служило в так называемых «мусульманских частях СС», в частности, в Восточно-мусульманском полку СС (Ostmuselmanische SS-Regiment), сформированном в январе 1944 года (его первым командиром был тот же Андреас Майер-Мадер, переведенный в СС в чине штурмбанфюрера). Эта часть была создана по благословению великого муфтия Иерусалима Амина аль-Хуссейни. Данный деятель, кстати, дядя Ясира Арафата, являлся давним поклонником Гитлера (в основном на почве юдофобства), имел тесные связи с нацистами еще с 1930-х годов, в начале войны бежал из подмандатной Великобритании Палестины и обосновался в Берлине.
В течение всей войны муфтий возглавлял так называемое «мусульманское правительство в изгнании», используя полученные от немцев мощные передатчики для нацистской пропаганды на Ближнем Востоке. В своих выступлениях он непрестанно повторял: «Я объявляю священную войну. Убивайте евреев! Убейте всех евреев!». В сопровождении заместителя Эйхмана Алоиза Бруннера Аль-Хусейни посещал концлагеря Заксенхаузен, Освенцим и Майданек и лично наблюдал за уничтожением заключенных. При его непосредственном участии формировалась мусульманская часть «Восточных легионов», а также укомплектованные боснийскими мусульманами дивизии Ваффен СС «Handschar» и «Kama» и албанская дивизия Ваффен СС «Skanderbeg». Не обошлось без муфтия и создание арабских частей Африканского корпуса Роммеля, которые были объединены под названием «Legion Freies Arabien».
После разгрома Германии он был внесен югославскими властями в список нацистских преступников, но Лига арабских стран обратилась к маршалу Тито с просьбой не настаивать на выдаче муфтия, который в тот момент находился в руках французских властей. Тито пошел навстречу, Аль-Хусейни вынесли заочный приговор, и в 1946 году он прибыл в Каир. Там он и умер в 1974 году, до последнего дня призывая к уничтожению Израиля со всем его населением.
Благославляя создание «Восточно-мусульманского полка СС», Аль-Хусейни мыслил его как основу будущей «Восточно-мусульманской дивизии СС», укомплектованной советскими мусульманами. Рейхсфюрер СС Гиммлер его в этом полностью поддерживал. 1 января 1944 года под эгидой СС создается институт Arbeitsgemeinschaft Turkistan (директор Райнер Ольцша), сменивший Институт Ваннзее в качестве куратора Туркестанского комитета и Туркестанского легиона. Однако при организации восточно-мусульманских эсэсовских подразделений пока пришлось ограничиться одним полком, куда влились расформированные мусульманские части вермахта: 450-й и 1/94 туркестанские батальоны, а также 480-й азербайджанский батальон (всего около трех тысяч человек).
В феврале 1944 года полк был переброшен в Белоруссию, где стал известен своей жестокостью и недисциплинированностью. Позже он был отправлен в Польшу, где аналогично «прославился» при подавлении Варшавского восстания. Во время восстания в Словакии больше половины полка дезертировало, 30 декабря 1944 года из его остатков был сформирован Азербайджанский полк СС.
В феврале 1945 года в состав этого полка были включены части расформированной Татарской горной бригады войск СС (Waffen-Gebirgs-Brigade der SS – Tatar Nr.1) – создана в мае 1944 года на базе крымско-татарского формирования СС, пополненного представителями других мусульманских народов СССР, в том числе среднеазиатами (всего 3,5 тысяч человек). Получившееся Восточно-тюркское соединение СС (Ostturkischer Waffenverband der SS) численностью в 8,5 тысяч человек перевели в Австрию. Там оно и оставалось до конца войны, являясь базой для формирования эсэсовской дивизии «Neue Turkistan», которая, однако, так и не появилась.
Дела комитетские
Между тем, Туркестанский национальный комитет сотрясали конфликты, вызванные стилем руководства Вели Каюма, рассматривавшего любые возражения как посягательства на его полномочия. Кроме того, явное предпочтение, оказывавшееся Каюмом узбекам, вызвало обострение межнациональных отношений в Комитете. В начале 1943 года группа киргизов и казахов обратилась к Розенбергу с предложением о создании собственного комитета, с аналогичной просьбой на Розенберга вышли и туркмены. Потом появился проект объединения казахов с башкирами и татарами. Комиссия, назначенная Восточным министерством, не только сочла необоснованными такие обращения, но заставила их авторов письменно признать свою неправоту.
Претензии генерала Власова, предложившего объединить под его руководством все восточные формирования, не без поддержки немцев были отвергнуты всеми национальными комитетами, включая Туркестанский. Этот вопрос стал одним из центральных в ходе работы съезда, проходившего в июне 1944 года в Вене с участием около 400 туркестанских легионеров. Была принята резолюция, отвергавшая предложения Власова.
В своей докладной от 13 октября 1944 года, адресованной Гиммлеру, Вели Каюм писал: «Мы не против того, чтобы Власов стал лидером русского освободительного движения. Он может выступать от имени русского народа. Однако он не может и не должен выступать как лидер нерусских народов, проживающих на территории СССР, поскольку они, к примеру туркестанцы, видят насквозь его теперешнюю конфедеративную политику, причем на немецкой земле... Они возмущены появившимися 4 и 11 ноября на страницах газеты «Новое слово» высказываниями Власова в странной и напыщенной форме… Он играет роль Керенского… Власов должен заниматься только русским вопросом и только от имени русских!» Когда 14 ноября 1944 года Власов основал в Праге Комитет освобождения народов России (КОНР), кроме русских к нему примкнули только калмыки.
19 ноября 1944 года ставка главного командования сухопутных сил вермахта разослала ориентировку, в которой объявлялся новый состав Туркестанского комитета, реформированного по инициативе Гиммлера: президент - Вели Каюм-хан, генеральный секретарь - Карис Канатбай, члены: капитан Баймирза Хаит, гауптштурмфюрер СС Баки Абдуразан, оберштурмфюрер СС Гулям Алим, унтерштурмфюрер СС Анаяв Кодшам и несколько гражданских лиц. Была создана специальная школа пропагандистов Mulla-Schule - выпускников направляли в воинские части в роли проповедников ислама призывать легионеров к борьбе против неверных. Эти «муллы» изучали в школе историю ислама, Коран, основные постулаты национал-социализма.
На завершающем этапе войны лидеры Комитета все чаще говорили о неизбежности создания некой Национальной туркестанской армии, но все это осталось только разговорами.
Финал
К тому же никакая пропаганда уже не работала. Участился массовый переход туркестанских легионеров на сторону партизан во Франции, Словакии, Югославии, Польше и других странах Европы. Показательным является случай оберштурмфюрера Восточно-мусульманского полка СС Гуляма Алима, который в период работы венского съезда перешел к словацким партизанам вместе с 500 солдат. Однако перебежчики вскоре были вынуждены вернуться к немцам – партизаны, а также прибывшие к ним на помощь советские военнослужащие стали потихоньку отстреливать легионеров. В самом конце войны легионеры попытались также перейти на сторону участников Пражского восстания, но были отвергнуты чешскими коммунистами. На Западе же туркестанцы поголовно сдавались союзникам – случаи сопротивления были крайне редки. А вот о Восточном фронте все-таки есть сведения, что какая-то часть туркестанских легионеров сражалась до конца и даже участвовала в уличных боях в Берлине.
Точное число выходцев из Средней Азии, воевавших на стороне Германии, установить нельзя, как и то, сколько было легионеров той или иной национальности. Баймырза Хаит, занимавший в Комитете пост военного министра, называл цифру в 181.402 легионера. Большинство экспертов сходятся на том, что число среднеазиатов, воевавших в составе вермахта и СС, колеблется на уровне 200.000.
Эпилог
После войны участь туркестанских легионеров и военнослужащих прочих среднеазиатских формирований была примерно такой же, как и прочих, условно говоря, «власовцев». Попавшие в плен к союзникам в основном были выданы «советам» по Ялтинским соглашениям – среднеазиатов, в отличие от прибалтов и жителей Западной Украины и Западной Белоруссии, союзники признавали гражданами СССР, а потому безоговорочно возвращали. (Впрочем, нередко выдавали и белоэмигрантов, не имевших советского гражданства.) Возвращавшиеся в общей массе «перемещенных лиц» легионеры выявлялись в ходе фильтрации и получали минимум по «десятке». Такая же участь ждала репатриантов, поверивших советской пропаганде о том, что им ничего не будет, и вернувшихся в СССР несколько позже. Выявленный командный состав, а также активные участники карательных операций и боевых действий подлежали суду «троек». Их участь была и вовсе незавидной – многих просто расстреливали.
Процессы над бывшими легионерами длились несколько лет после окончания войны. Их дела рассматривались и в союзных республиках. Так в Алма-Ате был устроен показательный суд над 600 легионерами. Весьма характерно, что в числе главных обвинений были якобы имевшиеся связи с Мустафой Чокаем. Позже вышла в свет книга зампредседателя Кустанайского городского КГБ Серика Шакибаева «Падение Большого Туркестана», в ней Чокай однозначно представлен как «предатель своего народа».
Cудьба оставшихся на Западе сложилась, естественно, по-другому. Отдельные лица продолжили противостояние коммунистической идеологии, сотрудничая, в частности, с радио «Свобода». Одной из них наиболее известных фигур в этой области был, в частности, Карис Канатбай.
Совсем неплохо пошли дела у Вели Каюма. Вплоть до апреля 1945 года он занимался выполнением заданий Гиммлера. После капитуляции Германии ему пришлось некоторое время посидеть в лагере для интернированных, но вскоре он вышел оттуда и остался во главе Туркестанского комитета, сотрудничая с британскими и американскими оккупационными властями. Затем осел в ФРГ, но посещал Турцию, Саудовскую Аравию, другие страны, где пропагандировал идею единого Туркестана.
Михаил Калишевский
