«Исторический прорыв» в отношениях между Москвой и Североатлантическим альянсом, о котором было объявлено по окончании саммита Россия–НАТО в Лиссабоне, вполне можно считать запланированным и назначенным. Тон большинства комментариев и прогнозов на эту тему стал чрезвычайно оптимистичным еще за месяц до отъезда президента Медведева в столицу Португалии. Неискушенный наблюдатель мог даже подумать, что Россия вот-вот вступит в НАТО, по крайней мере, целый ряд политологов и экспертов с самым серьезным видом дискутировали и полемизировали на эту тему, будто сами верили в реальность скорого присоединения России к альянсу. А особо встревоженные российские политологи и особенно «геополитики» призывали к бдительности, дабы не поддаться на коварные уловки Запада, который, заманивая Россию в НАТО, хочет ее, конечно же, погубить – для начала внести смятение в стройные ряды союзников по ОДКБ, затем втравить в войну в Афганистане и поссорить с Китаем.

Главное – «не портить обедню»

Никакого продвижения России к членству в НАТО, понятное дело, не случилось, тем не менее, саммит получился успешным. Прежде всего, потому, что и у Москвы, и у Запада было взаимное желание сделать так, чтобы он выглядел успешным. В свете возможного «зависания» договора СНВ-3 в американском сенате, чего очень не хотят ни в администрации Обамы, ни в европейских правительствах, успешный саммит нужен был для того, чтобы послать дополнительный сигнал американским законодателям. Сигнал этот должен состоять в том, что период напряженности, вызванный российско-грузинской войной, позади, отношения улучшаются и будут еще лучше. А потому сенаторам-республиканцам не стоит «портить обедню» ради того, чтобы насолить Обаме. И это при том, что принципиальная позиция Запада в отношении событий 2008 года и всего, что с ними связано, не изменилась - на Западе пока еще склонны называть вещи своими именами: оккупацию оккупацией, аннексию – аннексией, этнические чистки – этническими чистками и так далее. Что и было продемонстрировано приглашением в Лиссабон Саакашвили, которому было подтверждено, что двери в НАТО для Грузии (а также для Украины) по-прежнему открыты.

Для того же, чтобы саммит выглядел успешным, дипломаты применили старый и простой способ – они обсуждали лишь те проблемы, по которым стороны придерживаются либо общих, либо близких позиций, дабы эту общность и близость зафиксировать. В результате, правда, получаются лишь красивые декларации о намерениях. Конкретика же, по которой действительно удалось достигнуть прогресса, как правило, весьма ограничена. В данном случае к такой конкретике относится, в первую очередь, Афганистан.

Афганский «интерес»

В Лиссабоне НАТО подписала с Афганистаном договор о долговременном сотрудничестве, в рамках которого силы Североатлантического альянса передадут контроль над безопасностью властям страны в 2014 году. Работа над постепенной передачей основной роли в контртеррористических операциях афганским силам безопасности начнется уже в 2011 году. В то же время, как отметил генсек альянса Расмуссен, силы НАТО останутся в Афганистане так долго, как это потребуется для борьбы с «Талибаном», но через четыре года будут выполнять лишь роль поддержки в операциях. Ожидается, что в рамках заключенного соглашения численность натовского контингента будет постепенно сокращаться. Таким образом, по существу, речь идет о повторении в Афганистане «иракского сценария», позволившего США объявить о завершении военной операции и вывести из Ирака основную часть своих боевых подразделений.

Весьма характерно, что президент Медведев в ходе своей лиссабонской пресс-конференции довольно скептически отозвался о реальности объявленных сроков передачи ответственности афганским силовым структурам и вывода войск коалиции. Безусловно, в основе такого скептицизма лежит оценка сложившейся ситуации в стране, которая пока весьма далека от стабильности. Поэтому скептические высказывания российского президента в отношении возможности быстрого вывода западных войск трудно расценить иначе, как публичное признание заинтересованности Москвы в том, чтобы силы США и НАТО оставались в Афганистане как можно дольше.

Что, кстати, несколько диссонирует с предпочтениями афганского правительства – как известно, президент Хамид Карзай неоднократно высказывался в пользу ускорения процесса передачи ответственности афганским властям и свертывания участия войск НАТО в боевых операциях. Видимо, в Кабуле все-таки надеются вскоре наладить внутриафганский диалог и достичь компромисса хотя бы с «умеренным» крылом талибов. В этих условиях иностранное военное присутствие и тем более активное участие в боевых действиях администрация Карзая, судя по всему, начинает воспринимать как важнейший раздражающий фактор, препятствующий внутриафганскому диалогу. Не говоря уже о том, что жесткий западный контроль, постоянные требования антикоррупционных мер, борьбы с наркотрафиком (вспомним недавнюю реакцию Карзая на российско-американскую антинаркотическую операцию на афганской территории) и соблюдения прав человека являются сильным раздражающим фактором для самого кабульского режима. Другой вопрос, насколько объективно Карзай и его окружение способны оценить собственные возможности в случае резкого сокращения прямого участия США и НАТО в афганских делах.

В Москве эти возможности оценивают явно очень не высоко и серьезно опасаются, что в случае быстрого вывода западных войск в Афганистане сформируется политический вакуум, который быстро заполнится радикальным исламизмом с последующей перспективой дестабилизации российского «мягкого подбрюшья» - государств Центральной Азии. Отсюда заинтересованность в том, чтобы силы НАТО в Афганистане все-таки задержались. К тому же Афганистан отвлекает ресурсы альянса от других направлений мировой политики – от Черноморского бассейна, от балтийской зоны, от Украины и так далее, что Москву вполне устраивает.

Поэтому неудивительно, что именно афганская проблематика оказалась той областью, в которой Россией и НАТО был достигнут наибольший прогресс. Выразилось это, прежде всего, в соглашении о военном транзите натовских грузов через российскую территорию и обратно, который приобретает для сил коалиции все большее значение из-за растущей ненадежности пакистанского маршрута. Судя по всему, будут наращиваться и масштабы российской военно-технической помощи Афганистану, включая поставки вооружений и помощь в подготовке персонала.

Хочется надеяться, что в Лиссабоне был положен конец шизофренической российской политике в отношении западных баз в Центральной Азии. Ведь чем иным, кроме как шизофренией, можно назвать действия, когда с одной стороны, Россия признает свою заинтересованность в миссии США и НАТО в Афганистане, а с другой, с настойчивостью, достойной лучшего применения, пытается закрыть базы, эту миссию обеспечивающие.

Что же до якобы предпринимаемых Североатлантическим альянсом попыток втянуть Россию непосредственно в военные действия в Афганистане, то эти попытки – не более чем выдумка российских «геополитиков», сделавших обличение НАТО своим хлебом насущным. Ноги у этого мифа растут из февральского заявления Расмуссена, в котором говорилось о возможности подключения России к военной операции в Афганистане. Это было сразу же интерпретировано рядом обозревателей как приглашение России направить в Афганистан свои войска. Секретарю Совета безопасности РФ Патрушеву пришлось даже клятвенно обещать, что российских солдат в Афганистан не пошлют. Впрочем, и из Брюсселя тут же пришло опровержение, в котором говорилось, что НАТО российских солдат не просила и не просит, а речь идет лишь о военно-техническом сотрудничестве в виде транзита, поставок вооружения (вертолетов), оборудования и так далее.

Конечно, можно согласиться, что теоретически в НАТО были бы не против заменить западных солдат в Афганистане на российских. Однако в Вашингтоне и Брюсселе далеки от беспочвенных мечтаний – ведь отправка российских войск в Афганистан невозможна даже теоретически. И не только из-за абсолютной неприемлемости этой идеи для российского общества, до сих пор не оправившегося от «афганского», «чеченского» и прочих «синдромов». В конце концов, в Кремле, если нужно, готовы и наплевать на общественное мнение. Гораздо существеннее, что у России просто нет военных и финансовых ресурсов для подобной операции, и на Западе это прекрасно знают.

Угрозы подлинные и мнимые

Когда российские аналитики определенного толка говорят об ужасах, которые сулит России вступление в НАТО, понятно, что речь идет вовсе не о присоединении нашей страны к Североатлантическому альянсу. Такой возможности в ближайшей перспективе нет в принципе, и Медведев был абсолютно прав, когда говорил, что сегодня «не видит ситуации, при которой Россия может вступить в НАТО». В данном случае под лейблом «вступление в НАТО» маскируется неприятие сближения, сотрудничества и взаимодействия с НАТО как такового и пропаганда стратегического курса на противостояние с Западом.

В числе аргументов, выдвигаемых российскими «ненавистниками» НАТО, перспектива подрыва российского влияния на постсоветском пространстве в случае сближения России с Североатлантическим альянсом. Об этом, в частности, говорил генеральный секретарь ОДКБ Николай Бордюжа на одном из недавних телевизионных ток-шоу. По его мнению, союз между Россией и НАТО дезориентирует страны-члены ОДКБ, подорвет их доверие к России, толкнет к другим мировым «центрам силы» и так далее. Очень интересная точка зрения. Оказывается, это сближение с НАТО подрывает доверие к России, а вовсе не полная импотентность и формальность возглавляемой ею ОДКБ, которая столь отчетливо проявилась в ходе известных событий в Киргизии. Да и вообще, трудно представить себе, чтобы сближение России с НАТО вызвало какие-либо возражения в постсоветских странах, скажем, в центральноазиатских. Они и без того постоянно дрейфуют в сторону Запада, что, конечно, не мешает им выступать с регулярными заверениями в своей полной преданности России.

В такой ситуации сближение России с НАТО, не говоря уже о гипотетическом вступлении в альянс, скорее укрепит российский авторитет на постсоветском пространстве, чем ослабит. Что же до ОДКБ, то сближение с НАТО и даже членство России в ней существованию этой организации вовсе не угрожает. США, например, состоя в НАТО, входят также в АНЗЮС – военно-политический блок с Австралией и Новой Зеландией. А у Великобритании есть Пятистороннее оборонное соглашение с Австралией, Новой Зеландией, Малайзией и Сингапуром (АНЗЮК). И никто друг другу не мешает.

Говорят также, что союз России с НАТО вызовет конфронтацию в ее отношениях с Китаем. Очень странное предположение, потому что нет ни малейшего признака, что Пекин рассматривает Североатлантический альянс как враждебную ему организацию. Понятно, что в данном случае нашими «геополитиками» используется гипотеза о неизбежности столкновения Китая с США, а, возможно, и с Западом в целом. Дескать, в этом случае Запад, втянув Россию в НАТО, «подставит» ее под китайский удар, превратив в буферное поле боя. Здесь опять применяется логика Realpolitik, основанная на реалиях позапрошлого столетия и предполагающая неизбежность глобальных военных конфликтов между мировыми «центрами силы».

Однако сейчас не девятнадцатый, а двадцать первый век, когда мировое лидерство обеспечивается не величиной территории и количеством оружия, а преимуществами в инновационно-технологической, информационной, финансовой и экономической областях. При этом любое военное столкновение глобального уровня, даже потенциальная угроза такого столкновения, несет с собой просто неприемлемые издержки. Возьмем те же США и Китай – их экономики настолько взаимосвязаны, можно сказать, «симбиотичны», что и в Пекине, и в Вашингтоне вряд ли найдется безумец, готовый пойти не то что на войну, но даже на имитацию какой-либо вооруженной конфронтации между двумя странами.

А вот общие и причем реальные угрозы и у Запада, и у России, и у Китая есть. Это, прежде всего, радикальный исламизм, международный терроризм, наркотрафик, морское пиратство и прочее.

В числе главных «прорывных» договоренностей, достигнутых в Лиссабоне, называют согласие России на предложение НАТО о сотрудничестве в сфере создания европейской ПРО. Анализ будущих рамочных условий сотрудничества в области ПРО будет проведен Советом Россия-НАТО, а прогресс в работе над этим анализом будет рассмотрен на встрече министров обороны стран-членов Совета в июне 2011 года. Кроме того, Россия и НАТО договорились о совместной оценке угроз, касающихся баллистических ракет.

Однако при ближайшем рассмотрении все эти договоренности оказываются не более чем опять же декларацией о намерениях. Хотя бы потому, что совместной и реальной европейской ПРО пока создать, в общем-то, нельзя. Во-первых, из-за несовместимости технических параметров. Разрабатываемая сейчас в России новая система ПРО основана на непрямом ядерном перехвате, у новой американской системы – прямой физический перехват. Именно американской, потому что европейская ПРО будет находиться лишь под эгидой НАТО, а в реальности она будет чисто американской - нельзя создавать систему, у которой слишком много начальников. Ведь время принятия решения – меньше минуты.

Поэтому речь пока может идти лишь о координации действий и прежде всего об обмене информацией о ракетных пусках. Что уже хорошо. Однако для того, чтобы все это имело смысл, надо прийти к общему пониманию угроз, для отражения которых необходима ПРО. На Западе такой угрозой считают иранскую ракетно-ядерную программу, так что России следует в конце концов определиться, считает она иранские ядерные амбиции угрозой или нет. И прекратить, наконец, «крышевать» тегеранских мулл. Ведь в случае чего иранские ракеты могут полететь не только в сторону Израиля и Европы, но и в сторону центральноазиатских стран, где есть западные базы, да и в сторону самой России.

Между тем, как заявил на днях российский представитель в НАТО Рогозин, «мы пытались убедить американцев, что не нужно бить по мухе на лбу товарища кувалдой, что надо ввести ограничения на систему ПРО – и по зонам размещения, и по количеству ракет-перехватчиков, и по скорости перехватчиков». Получается, что речь не об участии России в ПРО. На самом деле речь об условиях, при которых Москва перестала бы рассматривать противоракетную оборону в качестве угрозы.

В общем, с угрозами надо бы окончательно разобраться. В Лиссабоне была утверждена новая стратегическая концепция Североатлантического альянса, в которой говорится, что НАТО более не является угрозой для России. Затем Россия и НАТО приняли соответствующее заявление, согласно которому стороны договорились воздерживаться от применения силы и угрозы применения силы друг против друга и против других государств. Выглядит это несколько странно, потому что подобные заявления на протяжении последних десятилетий делались уже не раз. Вспомним хотя бы подписание Ельциным декларации 1997 года и учреждение Путиным Совета Россия–НАТО в 2002 году. Принцип же отказа от применения силы и угрозы ее применения вообще зафиксирован в Уставе ООН. Ладно, возможно, в НАТО решили еще больше успокоить Россию, еще раз официально подтвердив в своем программном документе, что НАТО ей не угрожает.

Теперь, однако, непонятно, как все это будет сочетаться с тем, что в российской военной доктрине основной военной опасностью называется «стремление наделить силовой потенциал Организации Североатлантического договора (НАТО) глобальными функциями, реализуемыми в нарушение норм международного права, приблизить военную инфраструктуру стран-членов НАТО к границам Российской Федерации, в том числе путем расширения блока». Было бы неплохо, чтобы Россия все-таки четко пояснила, причем на уровне экспертов, а не на уровне деклараций, почему она считает действия НАТО, в частности, расширение блока, угрозой для себя.

Ведь на самом деле никакого приближения военной инфраструктуры НАТО к российским границам не происходит. Армии натовских «новичков» до сих пор не интегрированы в альянс, стало быть, никакой «военной инфраструктуры НАТО» в бывших соцстранах не появилось. Может быть, имеются в виду американские базы в Болгарии и Румынии? Однако речь идет о маленьких подразделениях (2-3 тысячи), которые будут размещаться (на два-три месяца в год) на нескольких аэродромах примерно в 700 километрах от ближайшей точки территории Российской Федерации. То есть за пределами боевого радиуса F-16. Впрочем, никаких F-16 там нет. Правда, там можно развернуть большие силы, но это займет значительное время. Так что использовать эти базы для внезапной атаки просто нельзя. Поэтому России нужно просветить своих партнеров, какие гарантии безопасности ей необходимы, чтобы не считать действия альянса угрозой.

Если же Россия в принципе не собирается отказываться от тезиса об угрозе со стороны НАТО, то любая конфликтная ситуация, даже если она не связана с вопросами безопасности, будет оформляться в терминах военного противостояния. Эту проблему можно вывести за скобки, можно не замечать при написании очередных заявлений, однако без ее разрешения все декларации так и останутся пустыми звуком.

Проблема выбора

Что же до вступления России в НАТО, то невозможность этого в ближайшей перспективе обусловлена не только и не столько размерами Российской Федерации, трудностями стандартизации вооружений и принципов военного строительства. Создание ситуации, когда, по выражению Медведева, в отношении вступления России в НАТО не станет «закрытых тем», возможно только тогда, когда Россия превратится в более-менее нормальную европейскую демократическую страну и именно в этом качестве будет действовать на всем постсоветском пространстве, в первую очередь в Центральной Азии.

Наши «геополитики», евразийцы, национал-патриоты и прочие «державники» совершенно правы, когда говорят о «цивилизационном выборе», который должна будет сделать Россия при вступлении в НАТО. Только они пугают россиян этим выбором, а пугаться не надо, потому что речь идет лишь о возвращении на тот путь, по которому Россия, пускай, со срывами и откатами, но все-таки двигалась до 1917 года и, будем надеяться, продолжает двигаться после 1991 года. Путь, предназначенный ею самой принадлежностью к христианской цивилизации. Тем более, что подавляющее большинство российской элиты свой «цивилизационный выбор» для себя уже сделало, отправив своих детей и капиталы на Запад. Остальных же, судя по всему, кое-кто готовит к плавной передаче под опеку «старших товарищей» из Пекина.

Михаил Калишевский