Французские кинокритики назвали фильм казахского режиссера Дарежана Омирбаева «Шуга» одним из лучших за последнее десятилетие.

Лестно, черт подери, – учитывая, что именно французы, и больше никто иной в целом мире, обладают отменным вкусом, и на изображение, будь то живопись или кино, в особенности… Притом, что лично я не отношусь к поклонникам этого фильма, чрезмерно, на мой непросвещенный взгляд, вялого и вторичного (по отношению к фильмам самого Дарежана, в свое время делавшего гораздо более энергетичные картины), не могу не расплыться в улыбке: приятно, очень приятно…

Оценили, поставили в один ряд с китайскими, американскими и французскими картинами: и это притом, что «Казахфильм», где снималась «Шуга», еще каких-то там 20-25 лет назад представлял собою донельзя провинциальную студию, выдававшую смехотворную, убогую продукцию – чтобы закрыть очередную производственную «единицу».

Как известно, положение вещей кардинально переменилось в середине восьмидесятых, когда на студию – прямиком из ВГИКа - прибыл десант выпускников мастерской Сергея Соловьева; чуть позже и Нугманов, и Апрымов, и Карпыков, выпускники этой самой мастерской, еще заявят о себе – и как заявят.

Однако Омирбаева, будете смеяться, среди этой блистательной плеяды не было: вот как раз он-то, ныне попавший в заветный французский список «оглашенных», и был отчислен мастером - кажется, уже со второго курса. Существуют, кстати, две версии этого отчисления: сам Дарежан утверждает, что ему стало неинтересно учиться у Соловьева (учитывая его независимый норов, охотно верю), недоброжелатели, злопыхатели и завистники, наоборот, хором твердят, что студент Омирбаев был ленив и нелюбопытен. За что и погорел…

Кстати, обе версии в чем-то сходятся: когда Дарежану неинтересно, он будто спит на ходу, отвечает неохотно, вяло, чуть ли не сквозь зубы: притом что человек он вежливый, спокойный, совсем не истеричный, как принято среди кинорежиссеров, вечно пребывающих в агрессивно-мнительном состоянии.

Так вот, «живчику» Соловьеву, по-видимому, надоел этот медитативный юноша; со своей стороны, медитативного юношу начал раздражать слишком темпераментный мастер.

К чему это я? А к тому, что именно отчисленный с курса студент – то есть якобы худший, самый неспособный и ленивый, - в конце концов, снял больше всего фильмов, получил больше всего наград за рубежами своей родины, преимущественно в Европе; и, наконец, попал в заветный пантеон чуть ли не мировых классиков, в десятку лучших из лучших. Более того: сам Годар, этот гуру кинематографистов всего света, Годар, на которого буквально молился не кто-нибудь, а великий Бертолуччи, как-то сказал в приватной беседе, что, мол, коль скоро на свете есть Дарежан, «можно умирать спокойно». Обратите внимание: версия вполне достоверная, впервые озвученная самим Плаховым Андреем Степановичем, президентом ФИПРЕССИ и первым критиком шестой (нет, пардон, уже «всего лишь» седьмой) части суши…

Более того: «казахская новая волна» постепенно сошла на нет, позабыв о своих открытиях и все больше скатываясь в сторону ретро и экзотики, к примитиву, народному лубку и назидательности; Омирбаев же, честь ему и хвала, продолжал упорно гнуть свою линию, снимая кино не коммерческое, не лубочное, ни в коем случае не социальное. То есть ни в чем не потрафляя нетребовательным или политически ангажированным вкусам…

Упорный человек, целеустремленный, знающий, ЧТО ему надо и КАК этого достичь. Другой вопрос (см. начало статьи), что кризис в его творчестве наметился не извне, а изнутри: притом, что Омирбаев никогда не идет ни у кого на поводу, что его не заманишь не фестивальным, ни тем более зрительским успехом, что коммерсантов от кино и Голливуд он искренне презирает, - собственных идей, на которых держались его ранние фильмы, у него осталось тоже немного.

Эта самая «Шуга», которая так пришлась по сердцу французам, есть не что иное, как экранизация… «Анны Карениной». Действие фильма происходит в наши дни, в современном Казахстане. У главной героини, Шуги, есть муж-бизнесмен и любовник - тоже вроде бизнесмен, живет в другом городе. Анна-Шуга курсирует из Алматы в Астану, пока не покончит с собой.

На мой взгляд, этот временной трансфер не слишком удался: мотивов для самоубийства, какие были у толстовской Анны, у Шуги кот наплакал: если во времена Толстого ее могли подвергнуть остракизму и «выбросить» из общества, то Шуге явно ничего такого не угрожает. Дело житейское… Конфликт, таким образом, надуманный, взятый из воздуха, лишенный опоры в современной культуре и потому не достоверный. Хотя предыдущие экранизации, костюмные и роскошные, с Гретой Гарбо или, предположим, с Татьяной Самойловой, тоже – тут Дарежан прав – грешат тем, чем обычно грешат экранизации. То есть – муляжностью, фальшью, чисто формальным воспроизведением ситуаций, описанных в романе…

Тут я бы, конечно, дала бы фору «Шуге»: по крайней мере, Омирбаев знает, что такое современный язык кино, а не мертвечина театральщины. По крайней мере, у него есть оригинальная концепция: вплоть до того, что Аблая-Вронского и Анну-Шугу играют непрофессиональные артисты. Что-то вроде «ты в предлагаемых Толстым обстоятельствах», документальный театр из серии «бомжи играют Шекспира» (говорю это безо всякого пренебрежения, такие интересные эксперименты были и есть).

…Интересно все же, почему французы выбрали именно «Шугу» - а не, скажем, Ларса фон Триера или Михаэля Ханеке, этих «монстров» мирового кинематографа? Видимо, потому, что при всех вышеперечисленных недостатках – начиная от отсутствия мотивов для самоубийства и кончая странной вялостью повествования - Дарежан крепко стоит на том, что ценится во Франции вернее всего: на кинокультуре. Виной всему его приоритеты: тот же Робер Брессон, у которого Дарежан учился, без конца пересматривая его фильмы. Это особый тип повествования – медленный, вдумчивый, неторопливый, как бы отстраненный: как будто режиссер, никогда не вмешиваясь в происходящее при помощи штормового монтажа и крупных планов, наблюдает за своими персонажами издали. Зрителю, не умеющему читать между строк, такой способ рассказывать истории покажется явно «скучным»: однако для сведущего киномана чем скучнее, тем лучше. Помимо всего прочего, этот брессоновский метод показывает нам человека безоценочно, оставляя за каждым персонажем ощущение тайны. Словами этого не объяснишь: недаром Луи Деллюк еще в двадцатые написал книгу «Киногения» (ударение на предпоследнем слоге), объяснив, что магия кино… необъяснима. В отличие от своих предшественников, пытавшихся «разъять» образ Анны при помощи наивного психологизма, Дарежан просто наблюдает за этой женщиной, перемещается за ней в пространстве, не утомляя нас излишним психологизмом.

И хотя нерв, на мой взгляд, - тот, что был в «Кайрате», «Кардиограмме», даже в «Киллере» (предыдущие фильмы Д.Омирбаева - ред.) - здесь утерян, французы, как видите, остались довольны. Не знаю, что бы тут сказал Годар: однако и без него справились: присутствие в этом почетном списке, учитывая авторитет французских критиков во всем мире, о многом свидетельствует…

Диляра Тасбулатова - киновед, член Гильдии кинокритиков России

Потому что человек живет своей собственной, не выдуманной или навязанной формулами успеха жизнью – а мудрость, как легко догадаться, состоит именно в этом.

Кстати, кое в чем Борис Нелепо был прав: все три «К», «Кардиограмма», «Кайрат» и «Киллер», автобиографичны в том смысле, что несут на себе печать отчетливого авторского почерка. Эта – «другая» биография, не для отдела кадров: биография становления языка, говорения, зрелости. Ибо, как полагает сам Дарежан, на свете нет ничего более интересного, чем наблюдать за развитием языка кино. Иного не дано.

Диляра Тасбулатова, киновед, член Гильдии кинокритиков России