Имя Нигары Хидоятовой хорошо известно в Узбекистане. На протяжении последних лет она пыталась создавать оппозиционную политическую партию «Озод дехконлар» («Свободные крестьяне»), стояла у истоков «Солнечной Коалиции» Узбекистана, была организатором множества пикетов и протестных акций. Нигара - автор нескольких опубликованных в интернете статей политической направленности.

В середине июля 2012 года Нигара Хидоятова была вынуждена срочно покинуть Узбекистан и искать политического убежища на Западе. Корреспондент «Ферганы» встретился с Нигарой на «нейтральной» территории и расспросил ее, что именно послужило основной причиной скоропалительного отъезда из страны.

- Вы долго занимались оппозиционной деятельностью в стране, где большинство оппозиционеров словно «вымерли». Почему Вы покинули Узбекистан именно сейчас? Что именно заставило Вас уехать?

- Во-первых, изменилась сама обстановка в Узбекистане, и далеко не к лучшему. Если раньше власти как-то оглядывались на законность и старались прикрываться ею, то сегодня, можно сказать, идет постоянная волна репрессий, которая помогает режиму отделываться от ненужных конкурентов. Власти уже ни на что не оглядываются. Мое дело показало, что неприкасаемых там нет и возможно все, вплоть до фабрикации такого дела, как мое.

В воскресение 17 июня я получила повестку с требованием явиться на следующий день к 9 часам утра в качестве свидетеля в городское Управление Службы национальной безопасности (СНБ) города Ташкента для проведения следственных мероприятий.

Для меня это было неожиданно, ведь в последние годы я не занималась ни экономикой, ни политикой. После того, как выпустили Надиру (младшую сестру Нигары Хидоятовой), а потом Санжара Умарова (лидера «Солнечной коалиции Узбекистана»), я дала обещание не выступать и не делать какие-либо открытые публичные заявления.

- Семье. Ну, не семье… Дело в том, что когда выпустили Надиру, я не буду говорить как, но было такое негласное предупреждение, вроде «скажите спасибо за то, что мы выпустили вашу сестренку». Шел 2009 год, Санжара Умарова как раз выпустили. До этого времени я практически не выступала, и только один раз дала интервью американскому журналисту, при этом попросила не ссылаться на меня, но он все равно вписал в текст мое имя. И тут же Надиру вызвали в прокуратуру. У них есть рычаг – моя семья, и в любой момент они на него давили.

И потом, какой толк был выступать, говорить о чем-то - ясное дело, что идет откат в средневековье, все международные организации покинули Узбекистан, и наши диссиденты остались один на один с этим режимом. Видя это всё, я поняла, что лучше не проявлять никакой активности. Поэтому я была уверена, что ничего не предвещало какого-либо уголовного разбирательства, то есть не было каких-то действий с моей стороны, которые могли бы привести меня в СНБ на следственные мероприятия.

- Когда вас вызывали в СНБ, вам сообщили, по какому делу?

- Нет, я все узнавала в процессе общения с ними. Мне самой было интересно - я же ничего не делала, почему я должна бояться? Но на всякий случай на первый допрос я взяла с собой косметичку, полотенце, ночную рубашку и зубную щетку. От них чего угодно можно ожидать, а как без зубной щетки утром?..

18 июня в 3 часа дня я отправилась в СНБ к начальнику следственного отдела подполковнику Ибатходжаеву. У входа в здание мне дали пропуск. Там странная система – сразу к следователю не заводят, все закрыто, паранойя такая! Даже атмосфера болезненная какая-то. Сначала я долго сидела с другим следователем, который пытался поговорить по душам. Он все время слушал Шерали Джураева на предмет «неконституционности», выискивал в его песнях «призывы»… Бедный Джураев… Благодаря этому следователю я уже знаю чуть ли не все его песни…

Только часам к пяти или шести меня проводили к Ибатходжаеву в кабинет. Он представился, как и полагается, объявил мне о моих правах и обязанностях. У меня были права иметь адвоката, не отвечать на вопросы, ну и обязанности тоже – говорить правду.

Ибатходжаев начал допрос: «Знаете ли вы уроженца Андижана такого-то года рождения по имени Абдурахманов…» - Я перебила: «Это Набиджона, что ли?» - «Да-да, Набиджон Султон. Абдурахманов Джамолиддин Камолиддинович».- «Я знаю Набиджона Султона, - говорю, - а не Джамолиддина Камолиддиновича. Но он исчез. Может, Набиджон был его псевдоним или кличка…» Следователь сразу так обрадовался, у него аж глазки заблестели.

А дело было так. В феврале 2012 года мне позвонил Атаназар Арипов, генеральный секретарь [оппозиционной партии] «Эрк». Кстати, он сидит спокойно в Ташкенте и даже несмотря на то, что я упоминала его в своих показаниях в СНБ, его все равно не вызывали и ни о чем не спрашивали. Атаназар-ака сказал мне, что в Ташкент приедет человек из Андижана, его зовут Набиджон Султон, и ему надо найти квартиру, где он будет жить и работать. Попросил меня помочь ему в этом. Я поинтересовалась, что он будет здесь делать. Атаназар-ака ответил, что это «наш человек», он занимается математикой и хочет давать частные уроки. В Андижане ему сложно прожить, там он не может содержать семью, но он талантливый математик, работал раньше даже в Ошском университете, а теперь едет в Ташкент давать частные уроки, чтобы прокормить семью. От меня требовалось помочь ему найти квартиру, передать компьютер, смартфон и деньги на оплату квартиры.

В конце февраля звонит ко мне этот Набиджон Султон, говорит, что уже едет. Я спросила одного знакомого о квартире, другого, и мне дали телефон маклера, который сказал, что есть квартира недорогая – 150 долларов. Я попросила, чтобы он его встретил, а я, мол, потом подъеду, дам деньги. Затем я рассчиталась с маклером, передала деньги Набиджону, привезла ему компьютер и забыла про него.

На следующий день Набиджон звонит ко мне и говорит, что ему плохо в этой квартире на первом этаже, что все к нему заглядывают, попросил меня найти другую. «Надо же», - думаю, но все равно еще раз попросила того же маклера, и он нашел новое жилье за 200 долларов в районе «Максима Горького», по улице Никитина. Набиджон сам переехал, а я довезла деньги маклеру. Я очень плохо помню этот процесс, потому что это не мой знакомый, меня просто попросили - я помогла, и на этом, казалось бы, всё.

Больше мы с ним не виделись. В конце апреля ко мне позвонил Атаназар-ака по скайпу, спросил, не знаю ли я, что там с этим Набиджоном, обычно он такой аккуратный, каждый день звонил, а тут на связь не выходит. Попросил навестить его. Я позвонила маклеру, чтобы спросить новый адрес этого Набиджона, а он говорит, что хозяйка тоже меня искала, потому что, оказывается, я за него несу ответственность, так как платила деньги и договаривалась. Дал мне номер ее телефона.

Я ей позвонила, а она говорит: «Ой, вы знаете, что-то так странно - он 10 дней назад исчез. Обычно такой прижимистый насчет денег, а тут у него свет горит постоянно - один день, второй, днем свет горит, ночью не выключает. И я уже заволновалась, открыла дверь и вошла к нему. Но у него дома все разбросано, как будто он только ушел, и компьютер, техника какая-то, словно он только-только вышел из ванны, трусы на полу валяются», - сказала она.

Я удивилась, позвонила Атаназару-ака, посоветовались с ним и решили забрать компьютер. Я дала свой паспорт этой женщине (хозяйке), расписку, забрала компьютер и личные вещи. На следующий день она снова мне позвонила, жаловалась, что зря я компьютер забрала. Как я поняла, это означало, что к ней уже пришли. Я ее успокоила, сказав, что если Набиджон исчез, то это проблема не ее и не моя. Это прерогатива членов семьи - подавать заявление, что он исчез. И всё, эта история меня больше не интересовала. У меня были, конечно, какие-то подозрения, что исчез он неспроста. Но когда я его устраивала, маклер сказал, что он андижанский, к ним здесь (в Ташкенте) очень плохо относятся, они как бы персоны нон-грата в столице.

Дальше я забыла об этом Набиджоне, апрель, май и июнь ходила совершенно спокойно. И вот 18 июня следователь СНБ сообщает мне, что Джамолиддин Абдурахманов тоже меня, видите ли, знает. Так мы пробеседовали примерно с полчаса, и он меня отпустил. В чем дело, что дальше и причем здесь я, мне не сказали. Но я была рада, что хотя бы полотенце и зубная щетка не понадобились.

- Значит, гражданина Абдурахманова забрали в СНБ?

- Да, получается, что так. На следующий день я снова прихожу по повестке в СНБ в 10 часов утра, опять меня заставили долго ждать. Примерно в три часа начались очные ставки. Первым притащили моего бывшего шофера. Я удивилась: он здесь причем вообще? А тот стоит испуганный. Оказывается, когда я узнала, что Набиджон едет и стала искать ему квартиру, то попросила шофера встретить его, а у шофера не было времени, но именно он дал мне телефон маклера. И его из-за этого вызвали в СНБ.

А Набиджон, я так поняла, уже «колется» там вовсю. Он же очень пунктуальный был и все записывал. Так прошли полчаса допроса в этот день.

- И вы до сих пор не знаете, что там произошло?

- Нет, потому что никто мне ничего не рассказывает. На следующий день я прихожу в три часа. Следователь стал таким строгим, психологическое давление стал оказывать. Но этот концерт на меня не подействовал. Следователя это поражало: ведь все так боятся и сознаются во всех мыслимых и немыслимых грехах, а я спокойная сижу. Они и гайки закручивают, и брови хмурят, в коридор не выпускают, даже в туалет.

Потом, часов в пять или шесть, начинается очная ставка - заводят этого бедного Набиджона. Ой, это было нечто. Я более мерзостной картины в своей жизни не встречала. До чего может опуститься человек, когда он боится. Мне было интересно наблюдать за всей этой картиной.

Возле меня посадили адвоката Набиджона. А сами удивляются: почему я без адвоката? А зачем он мне? Во-первых, адвокат ничего не решит, их роль в узбекском судопроизводстве сводится к нулю, во-вторых, они все зависимые.

Начинается допрос. Адвокат Набиджона молчит, следователь объявляет наши права, обязанности. И спрашивает, знаем ли мы друг друга? Я ответила утвердительно. На вопрос следователя, при каких обстоятельствах и когда мы с ним познакомились, я все рассказала, как было. Далее стали допрашивать подследственного.

Зачитали его показания, которые, видимо, он дал на предыдущих допросах. Оказывается, Набиджон сказал, что является членом НДУ (Народного Движения Узбекистана) и занимается распространением листовок и дисков, «порочащих» руководство Узбекистана. Следователь его спросил, подтверждает ли он это? Набиджон подтвердил. Далее ему задали вопрос, при каких обстоятельствах он познакомился с Нигарой Хидоятовой, то есть со мной. Он рассказал следующее:

«В 2010 году я поехал к Мухаммаду Салиху на встречу в Стамбул. Там я дал свое согласие на вступление в НДУ. Там мы договорились, что я буду распространять листовки, диски НДУ и прокламации, которые позорят руководство Узбекистана и призывают к свержению Конституционного строя», - это его слова, так хорошо формулировку выучил. Всю ночь, наверное, учил.

«А эта женщина, - тут он показал на меня пальцем, - как сказал мне Салих, является руководителем и лидером подпольного движения НДУ. Она встретила меня, устраивала, привозила мне деньги, компьютеры, снабжала руководством, как себя правильно вести, то есть учила конспирации»,- говорил Набиджон.

Он еще добавлял при этом отвратительно и заискивающе: «Следователь, следователь! Но мне она казалась ненадежной, о чем я и написал Салиху».

Я переспросила Набиджона, привозила ли я ему диски, листовки? Он сказал, что нет, потому что, оказывается, я их все время забывала.

Но это была только прелюдия к тому, что должно было случиться дальше.

У меня был знакомый молодой человек по имени Ибрагим, с которым я общалась еще с 2004 года, он был в моей партии «Озод дехконлар». Мы раньше с ним распространяли программу моей партии по 100.000 листовок, люди их читали даже в автобусах. И никто за это не трогал. Замечу, что в Конституции Узбекистана есть 29-я статья, где говорится, что мы можем получать и распространять любую информацию, которая не призывает к подрыву Конституционного строя. Но на самом деле Конституционный строй можно считать сложившимся только тогда, когда государство подчиняется праву, а не наоборот. Нельзя сказать, что в Узбекистане сложился Конституционный строй. Тем не менее, мы уважаем Конституцию, мы хотим, чтобы ее все уважали. Но узбекская реальность такова, что у нас есть прекрасно написанная Конституция и есть подзаконные акты, которые позволяют игнорировать эту Конституцию.

Вернемся к Ибрагиму. Недавно мы с ним решили создать один проект в виде специализированного интернет-сообщества среди молодежи, хотели там поднимать острые социальные проблемы и вести форум. Часто встречались с ним весной этого года, разговаривали на эту тему. А в мае он что-то пропал, жены его тоже дома не было. Я решила, что он куда-то уехал.

Следующая очная ставка состоялась примерно через неделю, кажется, 25 июня. В кабинет вдруг заводят моего Ибрагима. Я была в шоке. Все эти люди не связаны друг с другом и не знают друг друга. И эта направленность мне уже не понравилась. Думаю: у Набиджона я подпольный лидер НДУ, а тут кто?

Ибрагим дал мне понять, что его сильно избили: «Говорите громче, мое ухо правое не слышит», - начал он. Следователь зачитал его показания о том, что Ибрагим якобы доставил листовки Фазлиддину, приговоренному к 10 годам заключения в январе 2012 года за распространение листовок НДУ. А эти самые злополучные листовки взял у меня, а я была заказчицей этого дела. С его слов получалось, что у нас уже организованная группа, хотя эти события абсолютно не связаны друг с другом и там были собраны люди, не имеющие к этому никакого отношения. Ибрагим, однако, сказал, что подтверждает свои показания.

На следующий день, во вторник, на очную ставку со мной вдруг приводят человека, похожего на рецидивиста, у него волосы и полосатые штаны были, как у Чиполлино. Я его вообще не знала. Следователь, поблескивая глазками, переспросил: «Не знаете, да?» Я спокойно ответила: нет.

Тот человек представился, сказал, что он уроженец Согдийской области, гражданин Таджикистана Мамарахимов Абдурасул. Сказал, что знает меня: «Мы присутствовали с ней 14 июня 2010 года в восточной стороне Стамбула, на вилле у Мухаммада Салиха, где было собрание, на котором присутствовало сколько-то человек и где решался вопрос о вооруженном перевороте в Узбекистане с целью свержения конституционного строя», - заявил он. Он перечислил много имен людей, которые присутствовали на этом собрании, среди них, оказывается, была я и «акромисты».

- Так это собрание было в действительности?

- Нет, конечно. Тогда и НДУ еще не существовало. Но этот человек утверждал, что на собрании решалось, как будет проходить переворот в Узбекистане. Оказывается, члены собрания решили, что нужно взять пять точек в Ташкенте, в том числе президентский аппарат, здание СНБ и еще что-то.

При этом нужно много боевиков с оружием. Когда было андижанское восстание, там было всего 200 человек, но этого мало и нужно больше. И какой-то человек на собрании НДУ якобы сказал, что у него в Афганистане сидит 6000 готовых боевиков. Кто-то еще добавил, что в Таджикистане сидит 5000 боевиков, тоже готовых, с оружием. И этот Абдурасул Мамарахимов должен был быть проводником для боевиков из Таджикистана в Узбекистан.

«А я, - спрашиваю его, - что делала?»

«А эта женщина, - сообщил он следователю, - встала и сказала: «А где мы будем брать деньги?» И сама же предложила: «А деньги мы будем брать у американцев - у Национального Демократического Института Америки».

То есть я, по его словам, была безапелляционно уверена, что деньги дадут, и это уже решенный вопрос.

Я не выдержала и спросила, кто эту чушь придумал? И кто этот человек?

Тут все трое присутствующих следователя завопили, чтобы я сидела спокойно. И с мошенническим выражением лица с максимальной подозрительностью сказали: «А вы что, его не знаете?»

Я сказала, что узнаю, если сегодня отсюда выйду. А сама думаю, выпустят ли - ведь там уже вооруженное восстание, боевики на старте, целых одиннадцать тысяч и с оружием, да еще у меня ведь, по их информации, листовки и «свидетели».

И вдруг они меня выпускают ночью.

Я пришла и стала жаловаться сестре, Надире. Вспоминала, что меня в Стамбуле не было в те числа, я была в этом уверена. А потом вспомнила, что летела транзитом через Стамбул на обсуждение темы интеграции в Центральной Азии. Но у СНБ об этом информации не было, наверное, и они подумали, что я осталась в Стамбуле. А паспорт я уже меняла.

В субботу 7 июля мне устроили провокацию. Я вышла из дома на встречу с друзьями, гляжу - возле моей машины много народу, человек двенадцать женщин и один дядька здоровый. И они мне говорят: «Нигорами сиз?» («Вы Нигора?»). Среди них, оказывается, была мама Ибрагима и члены махаллинского комитета по ее месту жительства. Они хором стали взывать к моей совести - мол, как мне не стыдно, они бедные, а я богатая и использую их детей. Все они сидели сначала в «Дамасе» (микроавтобусе), а сзади сидели милиционеры, и они к ним постоянно оборачивались, переспрашивая, правильно ли они говорят? Я ни слова не проронила. А они: «Эй, ты что? Не реагируешь, да?» Потом они увидели, что от меня нет никакой реакции, очень быстро заскочили в «Дамас» и уехали.

12 июля следователь из СНБ принес повестку по моему месту жительства, меня не было дома, и он вручил повестку моей сестре, при этом несколько раз повторил: «Пусть она приведет адвоката, мы будем предъявлять ей обвинения!» Они намекали открыто - и кто же после таких намеков останется? Я посоветовалась с близкими, и мы решили, что если я останусь, то проявлю героический идиотизм. Они бы задержали, продержали выходные, и в понедельник выдали бы санкцию. Паспорт у меня забрали, поэтому я нелегально пересекла границу.

- Вы не боялись ходить в «контору»?

- Конечно, боялась. Но я была психологически подготовлена, мне просто было интересно до самого конца, чего же они хотят. Это был большой риск, но я не могла остановиться, я должна была знать, азарт такой: что будет, то и будет. Но когда я уже точно все поняла, то больше не сомневалась. Было две статьи: 244-я («Изготовление или распространение материалов, содержащих угрозу общественной безопасности и общественному порядку») и 159-я («Посягательство на Конституционный строй Республики Узбекистан»).

Что можно сделать, когда государство не соблюдает ни Конституцию, ни законы, а действует по понятиям?

Я потом выяснила, что этот Абдурасул Мамарахимов сидит уже три года в узбекской тюрьме за перевоз через границу наркотиков. Таких людей они связывают с Мухаммадом Салихом, со мной. И поверьте, будет телепередача по телеканалу «Ёшлар», где этот человек обязательно будет давать показания. Это чистое мошенничество.

Раньше нужен был какой-то предлог, к примеру, Надиру и Санжара судили за экономические преступления, власти тогда оглядывались на мировую общественность. В те времена я вела активную политическую деятельность, была публичным лицом, твердо стояла на позициях либеральной демократии. В нынешней политической ситуации я уже давно не выступаю - но властям больше не нужно искать одобрения международных партнеров, они могут позволить себе что угодно, даже открыто сфабриковать дело о тайном заговоре с лидером в моем лице и попытаться сделать меня политическим узником.

- В чем заключалась Ваша оппозиционная политическая деятельность до отъезда? Мы знаем о Вас только по редким заявлениям. Какую именно оппозиционную работу Вы вели, если об этом можно говорить?

- После того, как выпустили Надиру, я активной оппозиционной деятельностью не занималась. До этого момента мы провели в 2003 году Курултай партии «Озод дехкон», сдали все документы в Минюст на регистрацию, но ответа никакого не получили. Несмотря на это в 2004-2005-х мы все же вели очень активную деятельность. Мы проводили пресс-конференции, готовились к выборам в 2004 году, организовали «Солнечную Коалицию», целью которой было проведение реформ, мы даже «Дорожную карту процветания Узбекистана» создали, привлекли туда очень сильных экономистов, общественных деятелей. Мы говорили о том, что хотели бы сделать, и даже знали, где найти для этого деньги.

А после того, как посадили Надиру, Санжара, убили моего мужа, много наших сторонников покинули страну. Мы все поняли, что начался исторический отлив. После резкой критики Западом подавления андижанского восстания Каримов сделал резкий поворот в сторону России и отказал в дальнейшем пребывании американской базы в республике. Это и стало отправной точкой отката Узбекистана от заявленного демократического пути. С тех пор республику покинули практически все международные организации, а диссиденты и правозащитники остались один на один с действующим режимом.

Так что с 2005 года я не вела политической деятельности.

- Как Вы оцениваете деятельность узбекской оппозиции в стране и за рубежом? Ваше мнение персонально о тех, кто представляет себя лидером того или иного движения: Мухаммаде Салихе, Баходире Чориеве... С кем из них Вы поддерживаете контакт и намерены ли сотрудничать в будущем?

- Я с большим уважением отношусь ко всем людям, которые не сложили руки и продолжают что-то делать для борьбы, для того, чтобы в Узбекистане сменилась обстановка, произошли реформы. Я не могу сказать, что с кем-то хочу сотрудничать - я хочу, чтобы они поняли: у них единая цель, они должны объединиться и действовать ради этой цели, оставить все амбиции. Да, все разные, не бывает одинаковых мнений, одинаковых идей. Но что такое Коалиция? Сталин, Черчилль и Рузвельт оставили когда-то свои амбиции и вошли в коалицию. Они сделали это для того, чтобы убрать самое гадкое, что было на земле – фашизм, и именно эта сплоченность помогла достичь результата.

То же самое и здесь: никто не сможет в одиночку чего-то добиться, обязательно нужно действовать сообща. Тут должны быть и правозащитники, и диссиденты.

- В Узбекистане еще осталась какая-то оппозиция?

- На сегодняшний день в Узбекистане нет оппозиции в ее классическом понимании. Террор и репрессии сделали свое дело, но есть отдельные группы правозащитников. Здесь я не могу не сказать о Елене Урлаевой. Что бы о ней ни говорили, я считаю ее очень искренним и добрым человеком, искренним борцом за справедливость и права человека. Остальные… Ну что они могут сделать?

Задавленный несправедливостью народ Узбекистана - это горючая смесь, и если туда попадет искра, то будет взрыв. Такой психологический настрой у людей.

- Как вы можете охарактеризовать современную политическую обстановку в Узбекистане?

- В Узбекистане сейчас нет ни одной личности, о которой можно сказать, что это лидер, способный что-то решить. Есть аморфная группа под названием «Каримов», которая состоит из своеобразных подсистем, формирующихся по финансово-политическим интересам и меняющихся каждый день. Политическая система Узбекистана на сегодняшний день представляет собой клановую систему с чертами средневекового азиатского государства; добавьте к этому коррумпированный бюрократический аппарат советского типа, который идеально подходит для существующего режима. Все это позволяет правящей группе безнаказанно обогащаться и грабить народное хозяйство, а с помощью репрессивного аппарата можно избавиться практически от любого конкурента на рынке. Здесь напрочь отсутствует интеграция, и политическая система превратилась в черную дыру.

- Когда на ваш взгляд кризис стал проявляться наиболее остро?

- В 2001 году американцы подписали с Узбекистаном договор о стратегическом партнерстве, где одним из пунктов было развитие демократии. И все тогда очень сильно вдохновились, у нас появился какой-то социальный оптимизм. После 2002 года у нас была надежда, что процесс демократизации начался, и мы можем в нем участвовать. Была возможность создать партию, думали, что будем участвовать в выборах 2004 года, требовать перемен, проводить собрания, чем мы и занимались. Да, были различные провокации, но никто так не сажал, не было таких репрессий.

Переломным моментом было андижанское восстание, после которого, на мой взгляд, все закономерно изменилось не в лучшую сторону.

Я думаю, что и в Андижане это было неспроста - назрел какой-то кризисный момент, и эти ребята, которых называют «акромистами», смогли выйти на площадь и вывести столько народу. Можно сравнить с январским восстанием 1905 года в России. Это показатель того, что назрел кризис, и нужно что-то делать, - и кризис вылился в андижанское восстание. Но вместо того, чтобы после этого провести реформы, власти начали закручивать гайки, и на сегодняшний день нет никаких изменений. Закручивание гаек приводит к страшным последствиям.

- Почему из двух крупнейших узбекских олигархов 1990-2000-х один - Гафур Рахимов - был вынужден бежать из страны, а второй - Салим Абдувалиев - остался и, насколько можно судить, живет припеваючи?

- Это всё говорит о внутриполитическом системном кризисе в Узбекистане. Гафур - человек, который на многое способен. Но от таких людей избавляются. Идет какой-то органический процесс, при котором такие люди становятся неудобны, а Салим всегда занимал конформистскую позицию, со всем согласен, и они знают, что от него ждать ничего не придется.

Взять хотя бы олимпиаду. Гафур готовил боксеров, они занимали первые места, золотые медали какие-то у нас были. А эта олимпиада показала, что его нет - и никто ничего не смог сделать, никто не подготовил спортсменов, не вложил в них деньги.

- «Солнечная Коалиция» была организована на американский грант?

- Нет, я никогда ни одного доллара не брала у американцев. Мы сами находили деньги, нас спонсировали люди из внутреннего бизнеса. Всем известно, что если вы будете финансироваться из какого-то одного фонда, причем международного, то вы будете не нужны народу. Поэтому мы находили деньги только внутри страны, за счет тех бизнесменов, которые хотели нас поддержать.

- Известный ташкентский правозащитник Марат Захидов часто утверждает в своих статьях на разных интернет-сайтах, что в 2005 году вы сыграли очень неблаговидную роль. Он пишет, что вы получили грант от какой-то гуманитарной организации на финансовую помощь семьям погибших во время андижанских событий в размере 2-3 тысяч долларов на семью. Захидов утверждает, что вы преувеличили количество погибших с 200 человек до 800, но выделенные деньги получили лишь несколько семей и то после того, как узнали о существовании такого гранта. Как бы вы прокомментировали эти утверждения?

- Это глупости, никто никакого гранта не давал. У нас были активисты, в первые три дня они насчитали такое количество погибших, потом это всё закрыли силовики. А в первые дни можно было ходить по домам и расспрашивать. Это была наша деятельность, кто даст на это деньги? Я не знаю, откуда он это всё берет. Вероятно, Захидов боится, что с ним не поделилась. Так, если бы я ПРИСВОИЛА грант, то обязательно поделилась бы с Захидовым. Но это глупости, никакого гранта не было и ничего я не присваивала!

- Ваш прогноз развития ситуации в Узбекистане в ближайшие годы?

- На сегодняшний день в Узбекистане идет системный кризис, уничтожена экономика, из-за постоянных репрессий против бизнесменов не сложилось гражданское общество, не сложился средний класс, который как мы знаем, является несущей конструкцией любого общества. В таких условиях любой, кто придет к власти, даже самый авторитарный правитель типа Мирзияева (премьер-министр Узбекистана) должен будет проводить либеральные реформы. Сможет ли он удержать разграбленную и обнищавшую республику силовыми и экономическими методами? Придя к власти, преемник обязательно столкнется с тем, что надо прекращать проведение репрессивной политики в отношении бизнеса - и так же, как и в случае с Горбачевым, волна свободы сметет все прежнее руководство страны. Ну а последствия мы сами знаем, какие могут быть.

Всё то, что делается – всего лишь на бумаге, на самом деле шансов на улучшение практически нет. Все будет только ухудшаться - в экономическом плане, в политическом, и многие люди будут продолжать покидать страну. Бизнесмены убегают, политические диссиденты тоже убегают.

Эта агония привела к тому, что у народа напрочь исчез социальный оптимизм. А в стране, где люди не видят для себя нормального будущего, как правило, начинается повальная эмиграция.

Там все держится на репрессивном аппарате, и репрессии будут только усиливаться. Хотя многие ждут перемен, мне даже советовали подождать - мол, все изменится. Я ничего не жду.

- Кто у вас остался в Узбекистане? У вас ведь был какой-то бизнес?

- Осталась большая хорошая семья, осталась сестренка, племянники, отец... Я еще в 2002 году поняла, что бизнес там вести невозможно. Там надо либо вовремя украсть и сбежать, либо… У компании МТС наверняка были какие-то нарушения, но каждая деятельность направлена на то, чтобы получать прибыль, и если вы вкладываете в страну деньги, вы должны их вывозить. Там нет конвертации, там все устроено так, что вы можете ввезти свои деньги, но вывезти их невозможно. В банках скопилось много миллионов сумов, и их невозможно конвертировать. То же самое было и в случае с МТС - они обналичивали через какие-то подставные фирмы, надо же было какие-то ходы искать. Без этого там не проживешь, из банка невозможно наличные деньги вытащить. Вы уже преступник, когда идете на базар и меняете деньги.

- Чем вы намерены заниматься в будущем?

- Я пишу книгу о Центральной Азии на примере своей семьи. Семья моей прабабушки была раскулачена и сослана из города Туркестана (Южный Казахстан) в Ташкент. Там ее дочери вышли замуж за ферганских, каршинских. На примере нашей семьи я хочу рассказать историю Центральной Азии, начиная с революционного периода и по сегодняшний день.

Еще я занимаюсь проектом интеграции Центральной Азии. Мы с казахскими, таджикскими, киргизскими коллегами хотим создать свою неправительственную организацию по движению к интеграции наших республик. Сегодня невозможно пройти через границу из Узбекистана в Казахстан,- много гастарбайтеров, над ними издеваются таможенники, пограничники. Это все сдерживает экономическое развитие наших стран. Все это имеет очень большое значение для будущего развития Центральной Азии, которая занимает 10 процентов азиатского материка, - и у нас есть всё, чтобы жить богато и счастливо.

Беседовала Алиса Назарова

Международное информационное агентство «Фергана»