Кыргызстан: «Исламизация» необратима?
Кыргызстан - одна из наиболее уязвимых стран постсоветской Центральной Азии перед угрозой распространения в регионе радикального исламизма. Перманентный социально-экономический кризис и порожденная им политическая нестабильность, обусловившая крайнюю аморфность государственных институтов, позволили исламским экстремистам не только проникнуть в страну, но и весьма прочно закрепиться там, оказывая сильное влияние на значительную часть кыргызстанского общества. При этом резко обострившаяся в последнее время межэтническая напряженность и усилившаяся регионально-клановая раздробленность весьма искусно используются исламистами для политического маневрирования и манипулирования различными группами населения. Особую опасность представляет четко наметившаяся тенденция взаимодействия, а то и сращивания исламистских структур с регионально-клановыми группировками, политическими партиями, и, главное, весьма ощутимое проникновение «агентов влияния» исламистов в органы власти. В результате формируются весьма причудливые коалиции с участием исламских радикалов, ультра-«патриотов» пронацистского типа, клановых «клиентелл» и просто уголовных элементов, культивирующих агрессию в отношении как этнических, так и религиозных меньшинств. С учетом близости к очагам исламского радикализма (Ферганская долина, Афганистан, Синьцзян) это чревато самыми тяжелыми последствиями, как для самого Кыргызстана, так и для его соседей.
Поликонфессиональное общество
В Кыргызстане крушение идеологии официального советского атеизма вызвало бурный рост религиозности населения. Правда, этот процесс, как и в других постсоветских странах, имел, по крайней мере, три составляющие: во-первых, о своей религиозности заявили те, кто в прошлые годы опасался открыто исповедовать свою веру; во-вторых, ряды верующих пополнили люди, обратившиеся к религии лишь в последние годы, и среди них много молодежи; в-третьих, те, кто, будучи фактически неверующими, свою национальную принадлежность отождествлял с определенной религиозной традицией. В любом случае на смену политике государственного атеизма пришло демократическое решение религиозной проблемы, открывшее возможность свободного мировоззренческого и вероисповедного самоопределения, распространения своей веры.
Исторически сложилось так, что на территории Кыргызстана подавляющее большинство населения принадлежит к двум конфессиям: мусульмане (по официальным данным - 80% жителей страны) и православные христиане (порядка 16%). Ислам является основной религией «титульной» нации – киргизов (около 60% населения). Как и у других кочевых тюркских народов, у киргизов процесс исламизации занял довольно длительный период – историки называют разные временные рамки в диапазоне от конца VIII до конца XVIII – начала XIX веков, когда киргизы приняли ислам полностью. Абсолютное доминирование суннизма ханафитского мазхаба и суфийской традиции (в стране и поныне действует много суфийских орденов, наиболее значительные - Нахшбандия и Кадария) позволило исламу выступить в роли массовой «народной» религии. Доисламские культовые практики (прежде всего, тенгрианские) получили исламизированную форму и до сих пор занимают значительное место в духовной и культурной жизни киргизского народа. Всегда считалось, что «традиционный» для страны вариант ислама отличается лояльностью к светским властям, умеренностью и толерантностью по отношению к другим конфессиям.
Особенностью Кыргызстана является сильно выраженная многонациональность мусульманской общины: киргизы составляют 70%, узбеки - около 15%, казахи, татары, таджики, дунгане, уйгуры, турки, башкиры, чеченцы, даргинцы и др. - более 5%. Почти все мусульмане «нетитульных» национальностей – тоже сунниты ханафитского мазхаба. В то же время в стране живет несколько тысяч шиитов и ахмадийцев. На юге республики, в частности, в Ошской области, степень религиозности мусульманского населения традиционно была выше, чем в более развитых в промышленном отношении северных районах.
Если к 1991 году в Киргизской ССР функционировали 39 мечетей (около 1000 действовали без официального статуса), то к концу 90-х годов только под юрисдикцией Духовного управления мусульман Кыргызстана (ДУМК) находилось около 1800 религиозных объектов (в середине «нулевых» - уже свыше 2000.)
Что же до второй по численности конфессии – православия, – то здесь число храмов и приходов Русской Православной Церкви Московского Патриархата (РПЦ) увеличилось с 25 в 1991 году до 55 в начале «нулевых» (имеются также два прихода старообрядцев). И это несмотря на общее сокращение числа верующих в результате эмиграции русского и русскоязычного населения – его численность в течение 90-х годов сократились с 923 тыс. (21,5%) до 786 тыс. (17,1%).
Еще в советские времена на территории республики действовали (зачастую подпольно) общины западного христианства – католики и протестанты (лютеране, евангельские христиане-баптисты, адвентисты седьмого дня, пятидесятники). Их главной «базой» были немцы, депортированные в Киргизию из других регионов СССР. В 90-е годы основная масса немцев репатриировалась в Германию (по переписи 2009 года немцев в Кыргызстане осталось всего 9,5 тыс. человек по сравнению с 21,5 тыс. в 1999 году). Тем не менее, в стране действует 4 католических прихода и около 400 протестантских объединений. В числе последних 49 объединений евангельских христиан-баптистов, 21 – лютеран, 49 – пятидесятников, 30 – адвентистов седьмого дня, 36 – пресвитериан и 14 церквей евангельских христиан, не относящих себя к перечисленным течениям. Особенно заметен рост относительно новых протестантских направлений, ранее не свойственных для Киргизии: Церковь Иисуса Христа, Церковь «Новая жизнь» и ряд других. Рост протестантских общин происходит, во-первых, из-за отхода части славянского населения от православия, а, во-вторых, благодаря переходу в протестантизм части этнических мусульман. Например, самая крупная из протестантских общин - Церковь Иисуса Христа (около 14 тыс. прихожан) – на 35% состоит из киргизов.
Иудеи и буддисты имеют по одной общине. Среди наиболее активно растущих немусульманских течений следует отметить также «Свидетелей Иеговы» (около 50 объединений). Кроме того, действуют общины «Бахаи», «Махариши», «Церкви Муна», Церкви саентологии, учения «Фалунгунь».
Все это позволило в 90-е годы регулярно заявлять с высоких трибун, что в Кыргызстане сформировалось «устойчивое поликонфессиональное общество, где сохраняется уникальное единство и многообразие национальных культур населяющих его народов».
Образец религиозной толерантности
И действительно, в годы президентства Аскара Акаева Кыргызстан считался образцом религиозной толерантности для всей постсоветской Центральной Азии. Да и вообще, страну тогда называли «центральноазиатской Швейцарией». По оценке международных организаций и правозащитников, принятый в 1991 году закон «О свободе вероисповедания и религиозных организациях» и Конституция Кыргызской Республики от 5 мая 1993 года полностью соответствовали нормам «Всеобщей декларации прав человека», «Международного пакта о гражданских и политических правах», «Декларации о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений», «Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод», стандартам ОБСЕ и другим международным документам. Государственная политика тех лет в целом не ограничивала право человека свободно исповедовать любую религию или менять свои религиозные убеждения при сохранении за ним, независимо от религиозной принадлежности, всего комплекса гражданских прав и свобод.
Либерализм тогдашнего руководства страны даже вызывал критику со стороны соседнего Узбекистана, причиной которой послужили рейды боевиков Исламского движения Узбекистана (ИДУ), проникавших через Кыргызстан в Ферганскую долину. Особенно резкие заявления прозвучали из Ташкента после известного «Баткенского инцидента» 1999 года, когда президент Ислам Каримов обвинил Бишкек едва ли не в попустительстве исламистам. В результате, по его утверждениям, «бандиты уже два года спокойно курсируют из Таджикистана через Киргизию в Узбекистан». Завязалась интересная полемика. Из Бишкека на претензии Ташкента ответили так: «Глава узбекского государства умалчивает, что репрессивные действия официального Ташкента против религиозных деятелей и исламских организаций в начале и середине 90-х годов вызвали сильную радикальную реакцию и образовали вооруженную оппозицию, которые, как он выразился, “уже два года спокойно курсируют из Таджикистан через Киргизию в Узбекистан.”» В завершение г-на Каримова «припечатали» тезисом Аскара Акаева о том, что «давление на какую-то определенную группу верующих может привести к негативному результату: вынудить их уйти в подполье, по существу подтолкнуть к терроризму».
Дело не в недостаточности репрессий
Тезис совершенно справедливый, что, однако, не снимает с тогдашних властей Кыргызстана вины за совершенно неадекватное отношение к проникновению в собственную страну носителей идеологии исламского экстремизма и терроризма и созданию на кыргызстанской территории разветвленной исламистской инфраструктуры, как легальной, так и нелегальной. Так, по мнению исследователей, экстремистские течения «Даваатуль Ислам» и «Ваххабизм» были отмечены на юге Кыргызстана еще в 1995 году. В тот период очаги исламизма начали концентрироваться в основном в Ошском регионе, где осели многие узбекские исламисты, которые, как совершенно правильно пеняли Каримову, бежали от преследований узбекских властей. Там они поначалу нашли поддержку, главным образом, среди узбекской части населения юга республики. При этом многие сторонники ИДУ являлись членами печально известной транснациональной партии «Хизб ут-тахрир аль-ислами», которой с течением времени предстояло стать основой исламистской инфраструктуры в республике.
Другой главный источник распространения в Кыргызстане радикального исламизма - базирующаяся в пакистанском городе Райвинда организация «Таблиги Джамаат». Первые группы пакистанских миссионеров из этой организации прибыли в страну еще в начале 90-х. Они побывали во всех крупных городах и областях страны, где почти сразу же появились отделения «Таблиги Джамаат», число которых довольно быстро приблизилось к сотне, а количество приверженцев – к 30 тыс. человек. «Хизб ут-тахрир» и «Таблиги Джамаат» повсеместно пропагандировали программы (в том числе и под видом учебных программ) по продвижению «чистого ислама», установления «всемирного халифата» и т.д. Соответствующим образом готовились местные кадры – в частности, молодые кыргызстанцы приглашались в Райвинду на четыре месяца, где представители террористических групп «Харкат-уль-Моджахеддин», «Харкат-уль-Джихад-е-Исламн» и «Братья- мусульмане» предлагали им военную подготовку. А вот фирменным блюдом «Хизб ут-тахрир», помимо всего прочего, стала работа в местах заключения. Там у осужденных просто не было другой информации об исламе, и они в результате идеологической обработки становились фанатично преданными сторонниками «Хизб ут-Тахрир». К тому же эта организация обычно берет на себя полное или частичное материальное обеспечение семей заключенных. Свою роль в распространении не присущих Кыргызстану вариантов ислама сыграло и обучение тысяч кыргызстанских студентов в религиозных учебных заведениях за рубежом.
При всем том основные причины угрожающего роста популярности радикального ислама в стране коренятся не в проникновении зарубежных экстремистов и тем более не в недостаточности репрессий (именно репрессий, а не эффективных антитеррористических мероприятий агентурно-оперативного и профилактического характера, которых на самом деле явно не хватало). Главные причины хрестоматийны: острейший социально-экономический кризис, коррумпированность и бюрократический произвол, плодящие нищету и обездоленность, а стало быть, и экстремизм, социальная архаичность и культурная отсталость общества. К этому следует добавить неспособность официальных исламских структур в лице муфтията (ДУМК) эффективно противостоять влиянию всевозможных салафитов и ваххабитов. По целому ряду причин – от низкого уровня религиозной и общей образованности священнослужителей (в 2009 году, по словам тогдашнего главы госкомиссии по делам религий Каныбека Осмоналиева, из 36 членов Совета улемов только 10–15% имели базовое образование, остальные учились фактически на дому) до тесных связей части имамов с коррумпированными чиновниками, мафиозными кланами, а то и прямой коррумпированностью самих «официальных» мулл. Отсюда периодически возникавшие скандалы, связанные с различными уровнями ДУМК вплоть до самых высших, что, понятное дело, совсем не прибавляет ему авторитета среди верующих.
Под лозунгом борьбы с экстремизмом
Первые попытки властей ограничить распространение радикального ислама и ужесточить религиозную политику стали предприниматься еще во второй половине 90-х годов. Так, в марте 1996 года была создана Государственная комиссия по делам религий, призванная «контролировать соблюдение законности в деятельности религиозных объединений, укреплять толерантность и терпимость между конфессиями и защищать духовную свободу личности». 14 ноября 1996 года президент Акаев подписал указ «О мерах по реализации прав граждан Кыргызской Республики на свободу совести и вероисповедания», который предоставил дополнительные основания для запрета деятельности таких организаций, как «Хизб ут–тахрир аль-ислами» (статью 299 УК за «возбуждение национальной, расовой и религиозной розни» в силу ряда юридических обстоятельств в отношении этих организаций было довольно трудно применить). Со стороны Генпрокуратуры последовали неоднократные обращения в суд о запрете экстремистских объединений, но судебные решения, запрещающие деятельность в стране «Хизб ут-Тахрир аль-ислами», «Организации освобождения Туркестана», «Восточно-Туркестанская исламской партии», «Исламской партии Туркестана», были приняты лишь в 2003 году.
Следующий шаг был сделан уже после «Тюльпановой революции» с принятием новым правительством «Концепции государственной политики в религиозной сфере» 6 мая 2006 года. Провозгласив целью новой концепции противодействие религиозному экстремизму, обеспечение религиозного равенства, свободы совести и межконфессионального согласия ее авторы, не меняя контекста, довольно неожиданно перешли к делению религий на «традиционные» и «нетрадиционные». Выделив в качестве «традиционных» ислам суннитского толка и православие, авторы концепции продекларировали намерение государства проводить по отношению к ним «предпочтительную» политику в целях «сохранения и укрепления традиционных духовно-нравственных ценностей народа Кыргызстана». Данный «тренд» был еще более четко акцентирован в проекте нового закона «О свободе вероисповедания и религиозных организациях», поступившем в 2008 году на обсуждение парламента и вызвавшим бурную дискуссию в обществе.
Законопроект достаточно жестко определял государственную политику в отношении религиозного экстремизма: «В целях укрепления и защиты конституционного строя, поддержания социальной стабильности и межрелигиозного мира, государство: запрещает, предупреждает и пресекает на территории Кыргызской Республики деятельность религиозных объединений, направленную против основ конституционного строя и безопасности государства и его граждан; пресекает всякое подстрекательство к религиозному экстремизму, включая вовлечение кого-либо в религиозную деятельность с использованием насилия или угрозы насилия; принимает все необходимые меры для предупреждения и ликвидации проявлений религиозного экстремизма...» Законопроект ужесточал порядок регистрации религиозных структур, миссий зарубежных организаций, религиозных учебных заведений, облегчая при этом их ликвидацию. Кроме того, запрещалось распространение литературы, печатных, аудио- и видеоматериалов религиозного характера в общественных местах (на улицах, бульварах), через обход квартир, детских учреждений, школ и вузов. Запрещалось также вовлечение в религиозные организации несовершеннолетних.
В то же время эксперты сразу же подметили, что в законопроекте не прописаны принципы светского государства, в то время как многие прописанные нормы эти принципы явно нарушают. Так, вызывало очевидное сомнение введение самих понятий «традиционные» и «нетрадиционные» религии, особенно в свете того, что, согласно формулировке, зафиксированной в статье 4 части 3, «взаимоотношения государства и религиозных организаций, миссий регулируется законом с учетом их влияния на формирование духовных, культурных и государственных традиций народов, проживающих в Кыргызстане». По мнению юристов, это может трактоваться по-разному. С одной стороны, авторы законопроекта вроде бы выражали уважение к традициям различных народов, проживающих в Кыргызстане. С другой стороны, данный законопроект не давал точного определения «духовных, культурных и государственных традиций», что предоставляет простор для широкого толкования этой нормы. Из данной формулировки можно было, в частности, заключить, что государственный приоритет, несмотря на то, что государство – светское, то есть «равноудаленное» от всех конфессий, все-таки отдается «традиционным» религиям - исламу и православию.
Законопроект к тому же вводил такую, совершенно не характерную для правовых государств «новацию», как фактический запрет на прозелитизм (впрочем, такая норма уже существовала в Туркменистане, Узбекистане и Таджикистане): в кыргызстанском законопроекте запрещались «настойчивые действия, направленные на обращение верующих одних конфессий в другие», а также «незаконная деятельность миссионеров». Правоведы сразу же указали, что понятия «настойчивые действия» можно трактовать довольно широко, как и понятие «незаконная деятельность миссионеров».
Кроме того, было совершенно очевидно, что речь идет исключительно об обращении мусульман в христианство – всем же понятно, что за исламский прозелитизм в отношении, например, христиан в Кыргызстане никто никого никогда наказывать не будет. Наконец, согласно новому законопроекту, создание религиозной организации становилось возможным по инициативе не менее 200 граждан, постоянно проживающих на территории страны (по прежнему закону — не менее 10 человек) при наличии не менее 10 региональных отделений (в прежнем законе не было такого положения). По данным экспертов, на тот момент этому требованию соответствовало не более 5% из существовавших в стране религиозных объединений.
Весьма характерно, что ДУМК и православная церковь активно поддержали законопроект. Не менее показательно, что его сторонниками оказались киргизские политики типа Турсунбая Бакир уулу, открыто требующего исключить из конституции положение о светском характере государства – как известно, это как раз одно из основных требований радикальных исламистов. А вот противниками принятия подобного закона выступили практически все протестантские организации Кыргызстана: Евангелическо-лютеранская церковь, Союз церквей евангельских христиан-баптистов, Поместная церковь Иисуса Христа, Южная конференция церкви христиан-адвентистов Седьмого дня, Союз церквей Христиан Веры Евангельской, Альянс кыргызских евангельских церквей и Союз евангельских церквей. Они обнародовали открытое письмо к тогдашнему президенту Курманбеку Бакиеву и парламенту (14 октября 2008 года), в котором протестовали против принятия такого закона.
Было, в общем, очевидно, что законопроект направлен не столько против исламистов, сколько против религиозных меньшинств и, прежде всего, против протестантских объединений, состоящих из этнических киргизов. Так, пастор церкви «Улуу Ырайым» Гани Мондоев заявил: «Нас беспокоят моменты, из-за которых под запретом оказывается прозелитизм – переход человека из одной веры в другую. Данный пункт противоречит статье 19 Основного закона, запрещающей ограничивать права и свободу граждан. По новому закону для регистрации религиозной организации требуется наличие у нее 200 последователей. А как их набрать, если запрещается раздавать религиозную литературу и аудио- и видеоматериалы? Что будет, если в регионах организации не смогут набрать указанное число верующих?»
Председатель Альянса кыргызских евангельских церквей Айбек Тыналиев (50 киргизоязычных религиозных организаций, свыше тысячи последователей) тоже выразил серьезные опасения: «С принятием данного закона нам, образно говоря, не то что двигаться - дышать не дадут». Своего рода итог подвела Елена Воронина из Центра «Интербилим»: «Декларация борьбы с экстремистскими идеями - прикрытие, чтобы закрыть неугодные религиозные организации. Нельзя, чтобы вполне законная борьба с религиозным экстремизмом («Хизб ут–Тахрир», ваххабиты, акрамиды) и течениями мунитов, саентологов переросла в борьбу с протестантскими религиями».
Многие эксперты выразили сомнения насчет эффективности подобного рода закона в плане борьбы с исламским экстремизмом, подчеркнув в то же время, что он заставит часть организаций религиозных меньшинств действовать нелегально. Вот, например, оценка Андрея Шумилина: «Для служителей церкви, основная цель деятельности которых заключается в распространении веры, религия важнее. Это будет вынужденная мера, на которую толкают власти. Получается, что государство, которое путем нового закона пытается бороться с экстремизмом и религиозным фанатизмом, наоборот, ущемляет права законопослушных религиозных организаций. Ведь практика показывает, что экстремистские организации не нуждаются в государственной регистрации».
И в самом деле, «Хизб ут-Тахрир», например, не только не нуждается в государственной регистрации, но и вообще не приемлет светских законов, тем более закона о свободе совести. Недаром же ни одна экстремистская группа не высказала своего отношения к законопроекту.
С заявлением о нарушении прав на религиозную свободу отдельными статьями законопроекта выступили ОБСЕ и Еврокомиссия. Лидеры конгресса США настоятельно рекомендовали президенту Бакиеву не подписывать данный закон, «так как этот шаг нарушает нормы ОБСЕ». При этом конгрессмены подчеркнули, что Кыргызстан всегда был одной из наиболее демократических стран в Центральной Азии, но данный закон подорвет его репутацию. Тем не менее, в январе 2009 года закон был принят и подписан президентом, обещавшим в будущем внести некоторые корректировки. Обещания своего он не выполнил или не успел выполнить.
Стало только хуже
Принятие нового закона, однако, не привело к успехам в борьбе с религиозным экстремизмом. Напротив, ситуация только ухудшалась. Уже в декабре 2009 года директор Госкомиссии по делам религий Каныбек Осмоналиев впервые официально заявил, что распространение идеологии салафизма приобрело характер угрозы национальной безопасности. Сославшись на данные МВД, он сообщил, что число сторонников радикальных религиозных организаций за предыдущие 5 лет увеличилось в 10 раз и составляет более 50 тысяч человек. При этом Осмоналиев отметил: «Еще 2-3 года назад в ряды салафитов вступали в основном кыргызстанцы уйгурской и кавказских национальностей, выпускники саудовских и египетских религиозных учреждений. Сегодня же к ним присоединяются молодые кыргызы».
Вскоре по этому поводу высказался сам Курманбек Бакиев. Посетовав, что до последнего времени власти практически не обращали на эту проблему внимания, он заявил: «Сегодня вы знаете, что мы имеем. Религиозные течения появились не только на юге, но и на севере… Если ничего не предпринимать, мы не заметим, как в них заманят наших детей и внуков… Посмотрите на молодежь на улицах, особенно на юге. Женщины закутанные. Одни глаза видно. А раньше такого не было». Чиновники заговорили о том, чтобы запретить молодым гражданам учиться в зарубежных религиозных вузах или, по примеру соседнего Таджикистана, ввести в этой области серьезные ограничения. Но тут в Кыргызстане произошла вторая революция.
После смены власти в Бишкеке ситуация если и изменилась, то опять же только к худшему. Причем это относится как к противодействию исламскому экстремизму, так и к положению религиозных меньшинств. Радикальный ислам еще быстрее «пополз» с юга на север - увеличение выявленных попыток возбуждения межконфессиональной вражды на севере республики прямо указывало, что эмиссары подпольных организаций укрепили свои позиции на территории, где традиционно преобладал светский уклад жизни. По данным спецслужб, у исламистов оформилось боевое крыло («Жайш-уль Махди»), которое проявило себя во время спецоперации в ноябре 2010 года. В 2011 году, как сообщил замначальника 10-го главного управления МВД Шакир Зулимов, количество задержаний и возбуждений уголовных дел за религиозно-экстремистскую деятельность выросло в полтора-два раза по сравнению с предыдущим годом. Он отметил также, что в последнее время отмечается активизация женского крыла «Хизб ут-Тахрир». При этом милицейский начальник констатировал: «Силовые органы Киргизии не могут только собственными силами контролировать деятельность религиозно-экстремистских организаций».
По оценкам экспертов, ни в одной другой стране региона исламизация не шла с такой скоростью, как в Кыргызстане. Опросы показывали, что около 50% населения поддерживает идею создания исламского государства. Известный эксперт Аджар Куртов так прокомментировал этот процесс: «В Киргизии, в некоторых южных областях, дело дошло до того, что школьники в массовом порядке уходят с занятий на пятничные молитвы в ряде сельских населенных пунктов. И учителя ничего поделать с этим уже не могут. Ислам берет свое. И нынешний кризис только усилит этот процесс. Ислам – это не христианство. Это не религия утешения. Это религия действия. Радикалам же кризис только на руку, поскольку он дает уникальную возможность для критики властей, обличения их во всех мыслимых и немыслимых грехах».
Среди действий властей можно отметить запрет в 2010 году уже упоминавшейся организации «Таблиги Джамаат», после того, как с рекомендацией такого запрета выступила ОБСЕ, а также ряд относительно успешных антитеррористических операций. Кроме того, Государственная служба исполнения наказаний и муфтият в сентябре 2013 года достигли договоренности, что будут сообща бороться с религиозным экстремизмом и терроризмом. ДУМК намерено внимательно следить за мечетями и намазкана (молельными помещениями), находящимися в пенитенциарных учреждениях, и направлять туда имамов с обучающими лекциями для спецконтингента.
Разумеется, крайне негативное влияние на религиозную ситуацию оказали кровавые события в Ошской области летом 2010 года. В частности, наметилось резкое обострение межэтнических противоречий в исламских религиозных учреждениях. Так сложилось, что муллы узбекской национальности выполняли свои религиозные функции во многих общинах, где большинство прихожан составляют этнические киргизы (надо сказать, что до недавних пор большинство священнослужителей для Кыргызстана готовилось именно в Узбекистане). Теперь со стороны верующих-киргизов вроде бы участились требования убрать имамов-узбеков - якобы те занимаются проповедью «чистого ислама» и помогают террористам. Власти с охотой откликались на подобные пожелания, и во многих местах вся борьба с религиозным экстремизмом начала сводиться к преследованию имамов-узбеков.
Конфликт 2010 года также сопровождался всплеском враждебности к немусульманским конфессиям. Были разграблены несколько православных храмов (чего до этого в Кыргызстане никогда не было), а в окно синагоги бросили бомбу. Тогда же на севере Киргизии было осквернено православное кладбище (разрушили более 30 могил). По республике прокатилась целая волна грабежей молитвенных домов протестантов: только за два месяца пострадало 15 протестантских церквей.
Но дело не только в грабежах и погромах. На протяжении последних лет кампанию враждебности по отношению к «иноверцам» последовательно нагнетает целый ряд политиков, в том числе и те, кто занимал или занимает высокие государственные посты. Среди них, помимо уже упоминавшегося радетеля «духовных скреп» Турсунбая Бакир уулу, деятели крайне националистического, можно даже сказать, пронацистского толка -- Эмильбек Каптагаев, Топчубек Тургуналиев, Камчыбек Ташиев и др., начавшие выступать еще и с исламистских позиций.
В январе 2012 года всю протестантскую общину Кыргызстана потрясло заявление уже упоминавшегося Шакира Зулимова, который, говоря о борьбе с религиозным экстремизмом и терроризмом, неожиданно поставил в один ряд «салафитов, баптистов и Свидетелей Иеговы». В ответ на это первый заместитель Начальствующего епископа-управляющего делами Российского объединенного союза Христиан Веры Евангельской (РОСХВЕ), епископ Константин Бендас заявил: «То, что занимающиеся религиозными проблемами люди столь вопиюще религиозно безграмотны - повод для серьезных опасений. Г-н Зулимов причислил к опасным организациям – баптистов, и судя по всему, в их лице всех евангельских христиан… Если он, как должностное лицо, ознакомится со статистикой, то увидит, что прихожане евангельских церквей страны никогда не были причастны ни к терактам, ни к гражданским волнениям, ни к тяжким уголовным преступлениям. Напротив, люди верующие, исповедующие христианство, традиционно относятся с уважением к своей стране, своему народу, органам власти. И являются примером законопослушания и патриотизма для других граждан... Уверен, что в Киргизии есть достаточно экспертов, которые могли бы объяснить разницу между экстремистскими направлениями, возникающими в исламе, и христианскими конфессиями. Те же баптисты - одна из самых крупных христианских конфессий в мире: всего более 120 млн. человек, проживающих в 200 странах мира». Впрочем, никакой реакции, ни тем более извинений, не последовало. Лишь новые акты враждебности и действия дискриминационного характера.
Сращивание с политиками, чиновниками и криминалом
Вывод из всего этого напрашивается следующий: сторонники исламизма, в том числе самого радикального толка, проникли не только в легальные и внешне вроде бы светские политические организации, в частности, в политические партии, но и во властные структуры. Можно сформулировать этот вывод и по-другому: часть киргизских политиков, и не самая маленькая, а также ряд высших чиновников, формально провозглашая борьбу с религиозным экстремизмом, сами взяли исламизм на вооружение. Политолог Нур Омаров еще в 2008 году писал, что распространение исламизма в Кыргызстане тесно связано с государственной «политикой исламизации», которую эксперты наблюдают в стране с 2005 года. Как отмечал Омаров, в республике повторяется то, что происходило в сопредельном Узбекистане сразу после распада СССР, где религия использовалась властями как «способ десоветизации общества и отказа от демократического развития страны». Он писал, что «есть ряд персон высокого уровня, которые пытаются использовать мировую религию для чисто политических целей».
Другой политолог, Талгат Жанжуменов, описал механизм, с помощью которого исламские экстремисты «овладевают» политическими и государственными институтами: «У исламистов имеются в распоряжении боевое, политическое и лоббистское крылья. Как только боевое крыло заявляет о себе в форме различных диверсий, через некоторое время на арену выходит политическое крыло, которое сейчас представлено «тахрировцами», «салафитами», «джихадистами», «хариджитами» и прочей нечистью. Используя либерально-правозащитную или религиозную демагогию, они стремятся к легализации собственного присутствия и внедрению идеологии халифатостроения в обществе. Когда возмущенное общество требует обуздать обнаглевших исламистов, тут начинает работу лоббистское крыло из представителей бюрократии, которое всячески блокирует превентивные меры со стороны правоохранительных органов в отношении фундаменталистов… Теперь основные угрозы безопасности в этой сфере исходят больше изнутри».
Публицист Айрат Ахметшин в одной из своих статей 2010 года приводит список киргизских политических партий, которые, по некоторым данным, сотрудничают с исламистами: «Партия «Ата-Мекен» Омурбека Текебаева, «Ак-Шумкар» Темира Сариева, Партия зеленых и организация Азимбека Бекназарова, образованная на базе Объединенного народного движения (ОНД). Данная организация включает в себя около 17 различных партий, основными сторонниками которых являются сторонники «Хизб ут-Тахрир»… Основной целью религиозных партий является провозглашение Кыргызстана мусульманской страной - к этому призывают сторонники партий «Таза дын харакати», «Эгемен Кыргызстан» («Независимый Кыргызстан»), «Акыл эс, рух, ыйман» («Разум, вера, совесть»), которые намерены создать исламский халифат на территории Кыргызстана, как этого желают активисты движения «Таза дын харакати» под предводительством Албая-Жумая Суюналиева». Там же были приведены имена ряда начальников РОВД и других высших офицеров милиции, которые либо покровительствуют исламистам, либо сами являются исламистами. Отсюда вывод: «Скоро милиционеры будут ходить в мечеть строем. Мало нам было милицейской коррупции, национал-шовинизма, так теперь еще «истинные мусульмане» в форме активно защищают своих бородатых «братьев».
Ну, и для полной картины следует добавить, что, по мнению экспертов, в Кыргызстане наблюдается активное сращивание религиозного экстремизма с организованной преступностью – следующая стадия развития связей, завязавшихся между ними еще в тюрьмах. Верховный муфтий Кыргызстана в 2012 – 2014 годах Рахматулла Эгембердиев заявил недавно: «Я признаю, что криминальный мир вошел в мечети».
В результате прогнозы многих экспертов звучат прямо-таки алармистски: «Процесс исламизации и радикализации населения в Кыргызстане уже необратим» (Талгат Жанжуменов); «Остановить исламизацию невозможно» (Икбалжан Мирсайитов) и так далее. Но есть и такое суждение: «Невозможно раз и навсегда поставить блок радикальной интерпретации исламского учения. Но можно воспрепятствовать приходу исламистов к власти» (Аджар Куртов).
Остается надеяться, что присущие киргизскому обществу демократические, светские традиции и, конечно же, издавна свойственное киргизам свободолюбие воспрепятствуют установлению в Кыргызстане новой деспотии, на этот раз в форме исламо-фашизма.
Михаил Калишевский
Международное информационное агентство «Фергана»
