Что происходит в мусульманском мире? Почему он порождает террористов-самоубийц, почему в нем сегодня преобладают застойные, раздробленные капиталистические общества, не способные ни к экономическому развитию, ни к построению демократии? Отчасти ответ на этот вопрос (ответ будет ограничен арабской частью мусульманского мира) можно найти в июльском отчете ООН. Из него следует, что уровень развития всего арабского сектора с его огромными нефтяными запасами гораздо ниже уровня его богатства. Экономики региона стагнируют, в большинстве стран широко распространена безграмотность, ущемляются политические свободы, а жители, особенно женщины, отрезаны от основных благ и возможностей современного мира.

Отчет, написанный группой арабских интеллектуалов, был представлен в ООН еще до прошлогодних терактов в США. Ясно, однако, что изложенные в нем факты способны пролить свет на причины этих терактов: исламизм Усамы бен Ладена и его последователей тесно связан с замедленным развитием арабских стран. Вместе с тем было бы ошибкой считать низкий уровень развития региона единственной причиной возникновения исламистского движения. Радикальный исламизм - более сложный феномен.

Группой мусульман, осуществивших сентябрьские теракты, руководил сухопарый бородатый аскет, сидящий в афганской пещере и извергающий потоки демагогической риторики. Террористы питали настолько всепоглощающую ненависть к Америке, что добровольно взорвали ради своей цели самих себя: этим они отличаются от террористов предыдущих поколений. Откуда берется такой фанатизм, столь чуждый темпераменту представителей современных демократических обществ?

Первый импульс - приписать этот фанатизм влиянию глубинных культурных факторов, в особенности исламского фундаментализма. Конечно, такая точка зрения заслуживает внимания. Тот факт, что мусульманский и западный мир дали событиям 11 сентября прямо противоположные оценки, подтверждает правомочность парадигмы, предложенной несколько лет назад гарвардским политологом Сэмюэлем Хантингтоном: конец "холодной войны" положит начало эпохе "столкновения цивилизаций".

И все же, как ни глупо преуменьшать роль культурных и цивилизационных факторов, бен Ладена нельзя назвать просто исламским фундаменталистом. Ибо исламизм, символом и выразителем идей которого он является, на самом деле не ставит своей целью восстановление неких архаических, исконных форм ислама. Это не традиционалистское, а весьма современное движение.

Организации, подобные "Аль-Каиде", многим обязаны крайне правым и крайне левым доктринам ХХ в. Влияние этих идеологий особенно заметно на примере египтянина Сейида Кутба, ставшего после Второй мировой войны лидером и главным идеологом Ассоциации братьев-мусульман. В своей основной работе "Вехи на пути" Кутб призывает к созданию монолитного государства, возглавляемого исламской партией: во имя этой цели оправдано применение любых, даже самых жестоких средств. Общество, которое строит в своем воображении Кутб, должно быть бесклассовым: "эгоистичные индивидуумы" либерального общества будут ликвидированы вместе с "эксплуатацией человека человеком". Такой "ленинизм в исламском обличье" взят сегодня на вооружение большинством исламистов.

Эта гремучая идеологическая смесь, изначально порожденная суннитской средой, распространилась теперь и среди шиитов - во многом благодаря влиянию иранского аятоллы Хомейни. Иранская революция 1979 г. придала исламизму известную долю религиозной респектабельности, которой это течение было лишено прежде. Сам по себе факт, что исламизм смог легко объединить непримиримых доселе шиитов и суннитов, указывает на значительную оторванность этой идеологии от исламской истории и традиций. Ключевые атрибуты исламизма - эстетизация смерти, возвеличивание военной силы, преклонение перед мученичеством и призыв к подвигу - не очень характерны для традиционного ислама. Зато они являются неотъемлемой частью современных тоталитарных идеологий. За кажущимся догматизмом бенладеновской теологии на деле скрываются еретические с точки зрения традиционного ислама верования.

Отвлечемся, однако, от идеологической стороны вопроса. С точки зрения социологии существует явная параллель между исламизмом и европейским фашизмом. Несмотря на то что Гитлер был превосходным продавцом идеологий, его успеху во многом способствовала стремительная индустриализация Центральной Европы. За жизнь всего лишь одного поколения европейцев миллионы крестьян, перебравшись из деревень в большие города, выпали из привычной им культурной среды, сформированной укладом небольших сельских общин, и попали в новую, обезличенную среду индустриального мегаполиса.

Этот резкий переход стал, пожалуй, самым сильным импульсом к развитию современных националистических идеологий. Лишенные привычных источников самоидентификации крестьяне нашли новые социальные ориентиры на уровне языка, этнической принадлежности и, наконец, поэтизированной пропагандистской мифологии правых радикалов. Различные партии правого толка претендовали на возрождение древних традиций (дохристианских традиций германских племен - в случае нацистской Германии, традиций античного Рима - в случае фашистской Италии), но их идеологические доктрины были, в сущности, смесью старой символики с новыми идеями и продвигались при помощи самых современных коммуникационных технологий.

Исламизм идет примерно тем же путем. Последние несколько десятилетий большинство мусульманских стран переживает примерно те же социальные процессы, что и европейские страны в конце XIX в. Огромное количество крестьян и кочевников осело в городских трущобах Каира, Алжира и Аммана, утратив связь с местными разновидностями ислама (многие из которых не имеют даже письменной традиции). Образовавшуюся лакуну стал заполнять исламизм, предлагающий своим последователям новые ориентиры, в основе которых лежит некое усредненное аскетическое вероучение. Эта синкретичная (в том же смысле, в каком был синкретичен фашизм) идеология объединяет традиционную религиозную символику и риторику с учением о революционной борьбе.

Сможет ли исламизм, как прежде фашизм и коммунизм, невольно стать силой, модернизирующей общество, - и тем самым подтолкнуть мусульманские страны к конструктивной, а не деструктивной конкуренции с Западом? Этот вопрос не так абсурден, как может показаться. Хотя какие-либо сравнения проводить в данном случае особенно сложно, уместно вспомнить, что большевикам удалось индустриализировать и урбанизировать Россию, а Гитлеру - избавиться от помещиков и преодолеть классовое расслоение довоенной Германии. Ценой чудовищных жертв обоим этим "измам" удалось избавиться от препятствий, стоявших на пути к современной либеральной демократии. Если исламизм противостоит традиционному исламу в той же мере, в какой он противостоит Западу, то, возможно, эта идеология также сможет сыграть роль позитивной разрушительной силы?

Известно множество примеров, когда исламские традиции и опирающаяся на них законодательная практика препятствуют прогрессивным переменам. Это и процентные ставки, регулируемые религиозными властями, и школьное образование, ориентированное на механическое зазубривание священных текстов и не допускающее критического осмысления информации, и запрет на участие женщин в политической и экономической жизни, и многое другое.

С подобными явлениями в свое время приходилось сталкиваться и иудео-христианскому Западу: для их преодоления или смягчения потребовались долгие годы борьбы. В современном исламском обществе эти препятствия еще не преодолены, и справиться с ними может только политическая власть. Совершенно очевидно, что исламисты стремятся объединить религиозную и политическую власть и что последствия такого объединения будут катастрофическими. Однако одновременно исламисты прививают людям навык объединения в ассоциации и навык деятельности, независимой от религиозных властей и государства. Именно этот навык, взятый отдельно от радикальной идеологии исламизма, и составляет основу настоящего гражданского общества.

Есть еще одна сфера, в которой реакционные идеи исламизма могут сыграть потенциально прогрессивную роль. Речь идет о фундаментальных источниках власти и законности в исламском мире. В 1998 г. Усама бен Ладен огласил свою знаменитую фатву, объявив джихад Соединенным Штатам. Само содержание этой декларации противоречит традиционному нравственному учению ислама (догматические тексты никоим образом не призывают к терроризму и убийству), но наиболее вопиющий момент - личность автора. Усама бен Ладен - не религиозный авторитет. Согласно традиционной исламской практике он не имеет права провозглашать фатву. Это как если бы Гитлер выпустил папскую энциклику или Ленин издал бы декрет от имени Русской православной церкви. Сам факт, что бен Ладен решился преступить эту черту, свидетельствует, до какой степени исламизм подрывает основы традиционной исламской власти и законности. И если уж эту черту можно преступить во имя тотальной войны с Западом, ее можно преступить и в мирных целях.

Не будем себя обманывать: "модернизация" ислама вряд ли дело ближайшего будущего и в ходе ее предстоит преодолеть еще немало трудностей. Только поражение в борьбе с другими государствами заставило Японию и Китай предпринять серьезную "работу над ошибками". Не будучи в силах победить Запад, эти страны предпочли присоединиться к нему, перенять западные институты, сохранив в то же время ядро своей национальной культуры.

Каким же должен быть ответ Запада перед лицом угрозы терроризма и оружия массового уничтожения? Разумеется, применение военной силы - это часть ответа. Однако более важные сражения должны происходить внутри исламского мира. Хотя большинство мусульман абстрактно поддерживают исламизм, эта идеология привела к плачевным результатам повсюду, где ей удалось утвердиться. Саудовская Аравия, родина ваххабизма (экстремистского направления в фундаменталистском исламе), - один из самых коррумпированных режимов в современном мире. Несмотря на несметные запасы нефти, с 1980 по 1999 г. годовой доход на душу населения упал в этой стране с $11 500 до $6700.

Возможно, выход из тупика поможет найти исламскому миру именно Иран, последние два десятка лет живущий под властью исламистов. За грядущую либерализацию в Иране говорит важный демографический факт: сегодня 70% жителей страны меньше 30 лет и, по всем данным, эти молодые люди питают отвращение к исламской теократии. Если Иран - первое в мире исламистское государство - самостоятельно станет на путь либерализации, это послужит убедительным примером для остальных стран Ближнего (и не только) Востока.

Не надо переоценивать силу исламизма. Эта идеология способна немного предложить арабам и еще меньше - остальному исламскому миру. Воспеваемое ею насилие уже вызвало острую ответную реакцию, однако ее "успех" (при условии, что она будет в конце концов побеждена) может все же подготовить почву для позитивных перемен в будущем. Если это произойдет, мы уже не в первый раз станем свидетелями того, как историческая ирония судьбы порой приводит к самым неожиданным результатам.

* * *

Авторы - профессор международной политической экономики в Высшей школе международных отношений при университете Джона Хопкинса; выпускник этой школы. Полная версия этой статьи была опубликована в сентябрьском номере журнала Commentary.