Вы находитесь в архивной версии сайта информагентства "Фергана.Ру"

Для доступа на актуальный сайт перейдите по любой из ссылок:

Или закройте это окно, чтобы остаться в архиве



Новости Центральной Азии

Орхан Джемаль: В Центральной Азии нет никакой особой проблематики, не связанной с Афганистаном

Орхан Джемаль: В Центральной Азии нет никакой особой проблематики, не связанной с Афганистаном

Наш сегодняшний гость - один из самых известных российских журналистов, лучший журналист мира-2003 в номинации «Travel», побывавший во многих горячих точках, автор расследовательских материалов и книги «Хроники пятидневной войны» о российско-грузинской войне 2008 года, многочисленных публикаций в ведущих российских СМИ. Его высказывания порой резки, но они основаны на фактах, большая часть из которых была накоплена лично Орханом во время многочисленных командировок туда, где решались и решаются судьбы людей, стран, регионов. Не понаслышке знаком он и ситуацией в Центральной Азии, с чего мы и начали наш разговор в эфире.

Ведет передачу журналист «Ферганы» Сергей Мец.

* * *

Сергей Мец: Добрый день всем! Мы в студии Центральноазиатского телевидения, и информационное агентство «Фергана» продолжает цикл передач. Сегодня у нас в гостях известный российский журналист Орхан Джемаль...

Орхан Джемаль: Здравствуйте!

Сергей Мец: ...Человек, который побывал во многих горячих точках и прекрасно владеет темой, которую мы сегодня будем обсуждать. Тема такая – внутренние разногласия в исламе и его взаимоотношение с окружающим миром.

Расширяется зона геополитического бедствия, она становится точкой приложения сил всех крупных мировых игроков, крупных держав, включая Россию, США, Китай и так далее. Но начнем мы, пожалуй, с недавно возникшей тяжелой ситуации в Таджикистане с Партией исламского возрождения. ПИВТ – единственная исламская организация, существовавшая на постсоветском пространстве, которая была участником политической жизни, была представлена в парламенте страны. Вначале она была запрещена, а теперь обезглавлена…

Орхан Джемаль: Наоборот, сначала выжили из страны ее лидеров, которые бежали в Турцию, а через полгода закрыли саму организацию.

Сергей Мец: Да, так. Но в вопросе о ПИВТ меня интересует вот какой момент – странным образом все произошло в канун саммита ОДКБ в Душанбе. Почему так произошло, почему нельзя было продержать ситуацию до того момента, когда саммит закончит свою работу, и почему в столь грозный момент, когда по горам вылавливали членов ПИВТ, на саммит спокойно приехали лидеры государств, в том числе и России?

Орхан Джемаль: Чтобы понимать логику происходящих событий, надо понимать, откуда взялся ПИВТ, и откуда взялись таджикские военачальники, которые теперь взбунтовались, и которых отлавливают по горам.

Сергей Мец: Самый известный из них – Назарзода.

Орхан Джемаль: Да, Назарзода. Так вот, в Таджикистане в 1992 году началась гражданская война, продлилась до 1997 года, и противостоявшие стороны таковы: с одной стороны, Объединенная таджикская оппозиция (ОТО), альянс таджикских демократов, которых появилось немало на волне Перестройки, и, условно говоря, таджикских исламистов, сторонников исламского пути развития, а против них воевал некий квази-коммунистический режим, поддержанный, с одной стороны, Россией и российским спецназом, ГРУ, а с другой стороны - местным криминалитетом, который назывался «кулябским кланом», или «юрчиками», противников которых называли, в свою очередь, «вовчиками».

В 1997 году было достигнуто соглашение о прекращении огня в обмен на то, что ОТО получает 30% мест в исполнительной власти, а политическое представительство как раз обеспечит ПИВТ – старейшая исламская партия, которая имеет и подпольное прошлое, и открытую политическую структуру, и всегда имевшая статус второй по влиянию партии, после партии Рахмона.

Сергей Мец: Собственно, Нури с Рахмоном и подписывали мирный договор 1997 года.

Орхан Джемаль: Совершенно верно. Но если учитывать тот административный ресурс, который широко применяется везде в СНГ, то роль ПИВТ могла бы быть еще более весомой при иной политической истории. Все время после подписания соглашения, кулябцы, которых возглавлял Рахмон, пытались его нивелировать, постепенно вымывая из органов власти своих оппонентов, и это не раз вызывало реакцию, похожую на то, что происходит сейчас. Например, напомню, в 2008 году был послан таджикский ОМОН для разгрома группы, связанной с Мирзохуджой Ахмадовым, который был главой УБОПа Раштского района и представлял таджикскую оппозицию. В том бою ОМОН потерпел поражение, потом было примирение между Рахмоном и взбунтовавшимся Ахмадовым. В 2010 году был новый его мятеж, после чего они ушли в ущелье Камароб, а вот теперь произошел запрет ПИВТ и разгром той части армии, которая была связана с ОТО, и, превентивно упредив аресты, убежала в горы. Все это происходит в определенном ключе, тренде…

Сергей Мец: То есть, это - перманентно повторяющаяся история…

Орхан Джемаль: Да, но, как известно, «дьявол - в деталях». Если мы начнем разбирать нюансы, то увидим целый «букет» заявлений от имени Назарзода. Мы можем предполагать, что авторство не всегда принадлежит ему, но то, что эти заявления отражают некую реальность – это так.

Сергей Мец: Вопрос напрашивается – кому может принадлежать авторство и кому выгодно делать подобные заявления?

Орхан Джемаль: Это могут быть его слова, мнение или консолидированная позиция, но, судя по всему, это достоверная информация и она очень хорошо укладывается в логику происходящего. Среди этих заявлений есть такое, где он говорит, что отложит свое обращение к таджикскому народу, свой манифест, до окончания ОДКБ, с таким подтекстом, мол, он не хочет мешать, портить «детский утренник». И это явно говорит о том, что он на контакте с кем-то, кто очень заинтересован в хорошем, бессбойном проведении ОДКБ, а таким игроком может быть и Москва. При этом не надо забывать, что Назарзода был командиром ОМОН, начальником военной контрразведки Таджикистана, учился в Академии им. Фрунзе, то есть, человек, на которого есть определенные выходы из Москвы, роль которой можно определенным образом предполагать. Его могли предупредить о готовящихся репрессиях. Я не утверждаю, что ему могли сказать «давай, бунтуй», нет – его могли предупредить.

Что касается вопроса, почему именно сейчас заварилась эта «каша» с окончательной ликвидацией позиций ПИВТ и «отошников», то я не склонен это полностью привязывать к ОДКБ, я думаю, что это внутренняя инициатива рахмоновского режима, который боится усиления позиций «Талибан» в Афганистане. Северный Афганистан вполне может стать некоей тыловой структурой для таджикской оппозиции, и власть таджикская пытается торопливо решить вопрос зачистки, чтобы этот тыл было уже некому предоставлять.

Сергей Мец: Интересный переход к Афганистану, но прежде вопрос – что могло быть такого в этом манифесте Назарзода, что повернуло бы таджикский народ против режима Рахмона?

Орхан Джемаль: Суть, на самом деле, очень проста. Главная «головная боль» в Таджикистане – это режим Рахмона, который пытается вычистить любую альтернативу себе, в том числе и тех, с кем он подписал определенное соглашение. В конце концов не надо забывать франклиновское определение: «Демократия - это договор о правилах между хорошо вооруженными джентльменами». Так вот, одна сторона нарушает правила. Мы конечно можем сказать – Азия, дикость, но с точки зрения формальной логики, была демократия по Франклину, а Рахмон эти правила систематически нарушал. То есть тиран – он, а его противники, будь они сто раз исламистами, - демократы, которые стоят на страже «договора вооруженных мужчин».

Сергей Мец: Учитывая все сказанное, создается впечатление, что это была программа по окончательному «сливу» Назарзода и ПИВТ. Логика такова.

Орхан Джемаль: Да, вычищают.

Сергей Мец: То есть, помогают Рахмону вычищать.

Орхан Джемаль: А почему нет! Я полагаю, что деисламизация Таджикистана в интересах и России, и Китая. Там много игроков, которые хотели бы подвинуть интересы политического ислама в республике. Эта борьба принимает иногда комические черты – там была разгромлена некая группировка мошенников, которая выдавала фальшивые разрешения от власти на ношение бороды. И это пользовалось успехом – травля бородатых была настолько сильна, что люди покупали подобные разрешения. У нас все не без Салтыкова-Щедрина.

Сергей Мец: Так во всем мире, не без Салтыкова-Щедрина. Теперь перейдем к северному и северо-западному Афганистану. «Талибан» не в лучшем положении сейчас…

Орхан Джемаль: Почему?

Сергей Мец: Часть движения, в том числе ИДУ, присягнули на верность так называемому «Исламскому Государству» (бывш. «Исламское государство Ирака и Леванта», ИГИЛ, ИГ, ISIS или IS англ., Daesh араб.). Да и «Талибан» никогда и не ставил себе целью завоевание Центральной Азии, им бы Афганистан удержать.

Орхан Джемаль: «Талибан» - это тот набор идеологем, на которых сходится большинство населения Афганистана. Естественно, там есть регионы, которым не нравится «Талибан», например, Мазари-Шариф. Тем не менее, идеология «Талибан» - это некая квинтэссенция идеологии большинства афганцев.

Сергей Мец: «Большинство афганцев» - достаточно условное понятие, поскольку пуштуны – это юг, на севере другая национальная картина…

Орхан Джемаль: Нет, позиции «Талибан» и среди северного таджикского населения достаточно сильны. Достаточно посмотреть, где происходят основные события. Это – Кунар, Кундуз и так далее, север. Кроме того, достаточно давно идет процесс вытеснения талибов пакистанской армией из Вазиристана, и если посмотреть, куда отходят отряды «Талибан», то видно, что они отходят на север, в зону наиболее для них комфортную, при том, что они там оказываются в таджикском окружении.

Раскол, который мы сейчас наблюдаем в «Талибан», предсказуем. Он был связан с длительным сокрытием факта смерти муллы Омара. Когда факт обнародовали и было заявлено, что мулла Мансур является преемником муллы Омара во главе «Талибан», то у части родственников муллы Омара возникли подозрения, в том числе и конспирологического характера. Естественно, этот раскол усиливает позиции отрядов, принесших баят - присягу на верность ИГ, но не нужно забывать, что «Исламское Государство» - это некие радикалы и обиженные, то есть, ущемленные в чем-то люди. А «Талибан» - это отражение того, что представляют из себя афганцы, и в любом случае они будут доминирующей силой, сдерживать которую можно только силой, что и делали американцы. Как только эта сила исчезнет, Афганистан целиком и полностью попадет в руки талибам, и не помешают им в этом ни ИГ, ни сторонники Гани или Карзая. То есть это всего лишь вопрос времени, причем, скорого времени.

Сергей Мец: Каков временной люфт?

Орхан Джемаль: Я не берусь определять, я не Нострадамус, но думаю, что после того, как уйдут американцы – год-два от силы, вряд ли больше.

Сергей Мец: Чем это чревато для Центральной Азии?

Орхан Джемаль: На самом деле, это миф, что талибы «спят и видят» как бы им вторгнуться на территорию Центральной Азии, в Туркмению, Узбекистан, Таджикистан. Нет там таких поползновений. У меня в свое время было достаточно контактов с некими вполне референтными фигурами, связанными с руководством «Талибан», которые говорили, что мы, конечно, не одобряем все, что там происходит, но у нас своей «головной боли» хватает, нам не до того. С другой стороны, «Талибан» всегда готов предоставить тыл, поскольку это такая идеологическая структура, которая готова ставить на резоны, связанные с «реал политик». Они всегда готовы предоставить оппозиционным политикам, протестным группам, типа «Исламское движение Узбекистана», «Исламское движение Туркестана», ОТО свои территории как тыл. То есть, идеологически они готовы принять этих людей, даже если это испортит их отношения с соседними государствами. И это главная угроза – оппозиции этих стран будет куда бежать.

Сергей Мец: Что сегодня происходит в Центральной Азии, насколько там мир долговечен? Беспокоящий сегодня многих вопрос «транзита власти», даже не столько в Казахстане, сколько в Узбекистане, поскольку там совершенно не обозначен никак вариант преемничества.

Орхан Джемаль: Сегодня Узбекистан настолько закрылся, что мы плохо понимаем, какие процессы происходят внутри. Уровень закрытости там приближается к туркменскому. Что касается Таджикистана, там долгое время существовала оппозиция, политическая жизнь, а теперь она свертывается, приходя постепенно к узбекской модели. Есть Казахстан, где политика относительно предсказуемая. Там есть свой набор проблем, но в целом, от Казахстана никаких неожиданностей не ждут. В Киргизии «транзит власти» происходит перманентно, и, в общем-то, «не так страшен черт, как его малюют»…

Сергей Мец: Посмотрим, чем закончатся там выборы в скором времени!

Орхан Джемаль: Ну, там это далеко не первые выборы, и ничего такого, от чего мир бы содрогнулся, не происходило пока.

Сергей Мец: Но это первые выборы в рамках участия Кыргызстана в ЕАЭС…

Орхан Джемаль: В целом ситуация в центральноазиатских республиках сконцентрирована вокруг процессов, которые происходят в Афганистане – никакой особой проблематики, не связанной с Афганистаном, там нет, исключая внутренние процессы в Таджикистане с вычищением оппозиции, а в Узбекистане этот процесс уже закончился. Что происходит в Туркмении мы вообще плохо понимаем.

Сергей Мец: Там некий вариант восточного коммунизма…

Орхан Джемаль: Такой тюркский социализм.

Сергей Мец: Переместимся западнее. ИГИЛ – страшилка сегодняшнего дня. Это явление должно пугать, или это надо рассматривать сугубо сквозь призму политики.

Орхан Джемаль: ИГИЛ, который сейчас уже не ИГИЛ, а ИГ, поскольку они отказались от территориальных привязок, приложил очень большие усилия, для того, чтобы быть страшилкой. На них много чего наговаривают, но многие вещи, в том числе и такие, шокирующие многих, как публичные жестокие казни – это правда. Даже если она преувеличена, даже если туда присовокупляли и какие-то фальшивки, но это все было. Хочу напомнить, что летом этого года, в июле, аль-Багдади, лидер ИГ, сделал заявление, что хватит этих публичных казней, хватит нагнетания ужаса, мол, вы отвращаете сердца мусульман от «Исламского Государства». Но после того, как мы услышали это заявление, там все-таки состоялась публичная казнь. В Пальмире казнили старого музейщика и все это было сделано публично. То есть, грубо говоря, на точку зрения лидера ИГ в каких-то конкретных местах могут и наплевать.

Чтобы понимать, откуда взялось «Исламское Государство» в том виде, в котором мы его знаем сейчас – халифат во главе с халифом аль-Багдади - нам надо понимать в каких процессах эта структура возникла. Если бегло набрасывать его историю: после 2003 года, после вторжения американцев в Ирак, возникла ситуация, когда гонимые баасистские военные офицеры и гонимые исламисты оказались в одних тюрьмах, и возникла некая конвергенция, взаимопроникновение; в 2006 году было провозглашено «Исламское Государство Ирака и Шама», тот самый ИГИШ; в 2011 году они учредили дочернюю структуру, которую возглавил Джулани как посланец «исламского Государства». Эта организация называлась Джабхат ан-Нусра, которая была создана конкретно под действия в Сирии, где началась гражданская война. В Сирии Джабхат ан-Нусра оказалась суперуспешным проектом, став главной движущей силой фронта против Асада, за год отобрав у последнего половину территории, все суннитские районы, где население их «на ура» встречало…

Сергей Мец: Тут необходимо пояснить – это противостояние Асаду-президенту, или Асаду, как воплощению всего шиитского?

Орхан Джемаль: Давайте так, к шиитам в суннитском пространстве относятся не очень хорошо. Есть более мягкие оценки, когда их считают просто «заблудшими овцами», есть более жесткие, но довольно терпимые оценки, есть и очень жесткие, например, салафитские. Но, как бы там ни было, этот анти-шиитский настрой в суннитском пространстве наложился определенным образом на протест против Асада и алавитов. Я напомню повод, из-за которого произошла вспышка ненависти к Асаду – это был арест детей в городе Даръа, которые играли в «арабскую весну». Это были действительно дети – не юноши, не подростки, а дети. Они исписали какими-то лозунгами стены, были арестованы. Оказалось, что их пытали, вырывали ногти, а я еще раз напомню, что это были дети. К зданию Мухабарата (разведка. – Прим. «Ферганы»), где занимались этими детьми, пришли представители их семей, шейхи племен, куда входили эти семьи, и попытались договориться, освободить детей. На что глава Мухабарата им сказал, что ваши дети недостойны быть сынами Сирии, вам нужно просто родить других, и если вы с этим не согласны, наши офицеры могут помочь вам и вашим женщинам. После чего шейх, возглавлявший делегацию, плюнул ему в лицо, и получил пулю в лоб. Начались грандиозные демонстрации протеста, случай же вопиющий, и дядя Башара Асада, приехавший «разруливать» ситуацию, принял решение – мы не можем уступить этим людям, потому что они почувствуют нашу слабину.

Сергей Мец: Ох, как знакомо!

Орхан Джемаль: И вот после этого ситуация пошла вразнос. Понятно, что это –только повод, в основе лежали проблемы и экономические, и политические – более фундаментального характера, но этот повод очень хорошо характеризует саму атмосферу в Сирии, и зарвавшуюся от чувства безнаказанности алавитскую элиту, мол, здесь решаем все мы, а тех, кто под нас не подстраивается, мы уничтожаем. То есть, в первую очередь это восстание было направлено против асадистов, алавитов, и только в третью очередь против шиитов. А уже к этому движению стали «пристегиваться» моджахеды, которые были давно сформировавшейся группой, их там было много, и Джабхат ан-Нусра стала главной анти-асадистской силой. Когда учредивший их ИГИШ предложил объединиться и отменить их бренд, созданный специально под Сирию, это встретило некоторое сопротивление. Кончилось все покушением на Джулани, ударом в тыл, захватом баз, складов, инфраструктуры, претензиями на нефтяные месторождения. И вот этот конфликт, где уже были жертвы, вышел на внешний суд. Тогдашний лидер «Аль-Каиды» имам аз-Завахири решил, что «Исламское Государство» должно уйти в Ирак, а в Сирии остаться Джабхат ан-Нусра. Посланец Завахири, привезший это решение, был убит, сам Завахири объявлен вероотступником, поддерживающим доктрину Сайкса-Пико, согласно которой Сирия и Ирак – разные страны, а не Шам, вот тогда-то и началась конфронтация. На ее фоне и было заявлено, что мы – Халифат и рассудить наш конфликт некому. Нужно понимать логику появления халифата во внутреннем расколе, поэтому, когда говорят, что мы на стороне Асада, пойдем и уничтожим ИГИЛ – это некое упрощение. Получается, что там один игрок ИГИЛ, но это не так – не один. Там есть ИГИЛ, там есть Джабхат ан-Нусра, там есть ее союзники, пять полевых командиров ССА (Сирийская свободная армия. – Прим. «Ферганы»), условно говоря, главный из которых Ахрар аш-Шам, там есть стоящая отдельно «Джейш-аль-Мухаджирин валь-Ансар», группировка, созданная выходцами из России, достаточно влиятельная группа, насчитывающая около шестисот человек, если считать вместе с арабами. То есть, там есть много отрядов, стоящих на разных позициях, там много внешних игроков со своими интересами. Для Турции, к примеру, ослабление ИГ означает усиление курдов, что для них совершенно недопустимо. То есть, когда это все преподносят так, что, вот, есть Асад и есть ИГИЛ, который нужно уничтожить, как Гитлера, а те, кто не радуется инициативе Путина – такие гады, которые лицемерят, а на самом деле они за «Исламское Государство», то люди не понимают, а почему кто-то против. Там очень много групп, в числе которых и те, что представляют всё, практически, суннитское население Сирии, там присутствуют противоречивые интересы с одной стороны Америки, с другой Турции, с третьей Катара, и если рассматривать инициативу России прямо, «в лоб» - что говорят, того и хотят - то это очень похоже на ситуацию 1979 года, когда Политбюро заявляет, что мы сейчас в Афганистан вторгнемся, а вы все согласитесь, даже еще и нам поможете. Комичная ситуация. Также и сейчас, если рассматривать так - «на что намекаем, то и предполагаем», то ситуация тоже комичная.

Сергей Мец: А может ли появиться некая объединяющая сила? Вообще – насколько долговечен проект ИГИЛ, чем он кончится и когда?

Орхан Джемаль: Тут нужно понимать, что Халифат – это идефикс всех мусульман, нутряная мечта о том, что у уммы (сообщество мусульман. – Прим. «Ферганы»), как у цивилизации, должна быть политическая субъектность. Полторы тысячи лет мы жили с халифатами той или иной степени эффективности, у нас был свой глобальный мир от Кордовы до Индии, и только последние сто лет мы живем без всего этого, разобранные по национальным государствам. То есть, это огромная мечта мусульман, и когда было объявлено о создании Халифата, даже несмотря на критику по поводу того, как это было сделано, и насколько это соответствует правилам шариата по формированию Халифата, в мире это вызвало воодушевление. И пока люди готовы прощать только за то, что они объявили себя Халифатом, весь негатив, который есть внутри. А его там много, поскольку, как только они объявили о своем выходе из-под внешней юрисдикции, объявили себя Халифатом, который никто не может судить по определению, они как пылесосом стали втягивать в себя такфиристские группы (такфир, обвинение в неверии – Прим. «Ферганы») со всего мусульманского мира, которым также было важно избежать третейских судов по поводу своей деятельности, и которые, к сожалению, стали там определять «погоду», исповедуя крайнюю жесткость, граничащую с хариджизмом (хариджиты, выступившие, покинувшие. – Прим. «Ферганы»), осужденную многими людьми. Тем не менее, мысль о том, что где-то есть Халифат, заставляет огромное количество мусульман, в том числе и меня, смиряться с этой практикой в надежде, что все это переварится – Советский Союз тоже в муках и крови рождался.

Сергей Мец: Но тот Халифат, который тогда существовал, тоже был достаточно условным понятием, поскольку были и эмир Бухарский, и хан Кокандский, и султан Турецкий…

Орхан Джемаль: Минуточку! Существовало две легитимности в исламском мире – либо ты находишься под халифом, и тогда ты эмир, султан, кто угодно, либо ты связан с золотым родом бурджигинов (бурджи, по арабским хроникам, название тюркского рода, откуда происходил Чингизхан – Прим. «Ферганы»), и ты на правах чингизида. Огромные территории, включая и шиитские, входили в зону именно Халифата – глобального пространства, когда человек мог учиться в Кордове, работать в Каире, умереть в Дамаске и так далее…

Сергей Мец: В христианстве тоже существует внутри много всяческих течений, но все они в совокупности называются христианством.

Орхан Джемаль: У христианства не было политической субъектности, история христианства – это война между Ватиканом и Священной Римской империей, германскими баронами, и в этой борьбе выиграли бароны…

Сергей Мец: Да, но только когда-то был «смотрящий» по всему христианскому миру, и он назывался Папа Римский, и это был большой кусок планеты…

Орхан Джемаль: Он и сейчас есть, но ему противостояли бароны…

Сергей Мец: Не будем углубляться в эту сторону. У нас не так много времени осталось, а меня чрезвычайно занимает вопрос роли России и ее судьба в рамках темы ИГ. Очень часто говорят о том, что есть большие территории страны, особенно опасные с точки зрения влияния на них идеологии ИГ. Одна из них – Северный Кавказ. Мало того, не могу тут не вспомнить недавнее выступление твоего папы, который говорил о плохом предзнаменовании, исходя из недавнего случая, небывалого по его словам - волк убил орла. Так вот, что может противопоставить Россия тем силам, которые могут повлиять на ее расчленение?

Орхан Джемаль: Будете удивлены, но Россия, исходя из своих геополитических интересов, выступает и против ИГ, и против других структур, на которые вешаются террористические ярлыки, как на врагов Асада - своей креатуры, человека, на которого они сделали ставку. Но если руководствоваться внутриполитическими интересами, то существование ИГ и сирийского конфликта очень на руку спецслужбам России, потому что именно эта ситуация дала им на Кавказе те показатели, которые они имеют сейчас. То есть, она высосала все силы из северокавказского подполья, поскольку те, кто был готов уйти в лес, ехали в ИГ или в «Джейш-аль-Мухаджирин валь-Ансар» и там погибал. И еще совсем недавно практика относительно ИГ на Кавказе была следующей: если против человека возбуждали дело по обвинению в экстремизме, ему предлагался вариант уехать. То есть, фактически, Россия не противилась рекрутингу, который проводили эмиссары «Исламского Государства». «Головной болью» России была структура, которая называлась «Имарат Кавказ», мы все ее хорошо знаем. Последним ее лидером был Магомед Сулейманов, Абу-Усман Гимринский, ему предшествовал Алиасхаб Кебеков – и тот, и другой были противниками «Исламского Государства», осудили и не поддержали его. С ними очень жестко разобрались, они все убиты, де-факто «Имарат Кавказ» в значительной степени разгромлен и в этом тоже есть определенная логика, поскольку в борьбе с северокавказским терроризмом немножко перестарались – спецслужбы поняли, что уничтожают собственный фронт работ, и если все зачистить, то они станут никому не нужны, то есть, тут начинают работать уже ведомственные интересы. Должна быть какая-то активность, надо пестовать новую поросль, готовить себе фронт работ. Суть работы спецслужб не в ликвидации, а в контроле, и сейчас есть некое потворство ИГ на Кавказе, поскольку силы они еще не набрали, зато ужасу навели такого, что любо-дорого смотреть. Не будучи пока слишком опасным противником на Кавказе, они вполне активно устрашают бизнесменов и всех остальных, выводя тем самым спецслужбы опять на первые роли фактических управителей республик.

Сергей Мец: Спасибо, Орхан! Закончить, как и в большинстве случаев, нечем, поскольку каждый разговор с нашими экспертами заканчиваются одинаково – накапливается еще больше вопросов, но рамки передачи не позволяют ответить на все.

Беседовал Сергей Мец

Международное информационное агентство «Фергана»