В Большом зале Московской государственной консерватории имени Чайковского 29 апреля состоится авторский вечер известного композитора Толиба Шахиди. В марте это года маэстро отметил свое 70-летие. В стенах этой консерватории Толиб (Толибхон) Шахиди – сын одного из основоположников современной таджикской классической музыки, композитора Зиядулло Шахиди – получил блестящее образование у таких мэтров, как Арам Хачатурян, Андрей Эшпай, Сергей Баласанян. Следуя заветам своих великих наставников, композитор создал свой собственный музыкальный язык, который вобрал в себя богатство традиций европейского музыкального искусства и национальный колорит таджикской классической и народной музыки. Самобытная и экспрессивная мелодика композитора будоражит чувства, а потому находит отклик в сердцах людей в самых разных странах. Его произведения – это и праздничные помпезные шествия, и озорные игры, и драматичные баталии добра и зла, света и тьмы, и глубокие философские размышления о вечном и преходящем.

Толиб Шахиди – обладатель многих престижных музыкальных наград, в частности золотой медали Союза композиторов Москвы и диплома лауреата Международного конкурса современной музыки в США. Народный артист Таджикистана, лауреат государственной премии имени Рудаки, Член Союза композиторов и Союза кинематографистов России. Частый гость международных музыкальных фестивалей современной и этнической музыки в России («Московская осень», «От авангарда до наших дней»), республиках Центральной Азии, Великобритании, США, Австрии, Чехии, Германии, Франции, Японии, Иране. Он создал музыку почти во всех жанрах – автор многих симфонических и камерных произведений, нескольких опер и балетов, музыки к драматическим спектаклям и кинофильмам. Его сочинения исполняют лучшие российские и западные оркестры и солисты.

В родном Таджикистане Толиб Шахиди всегда старался оживить и сделать более насыщенной музыкальную жизнь – и когда был директором Академического театра оперы и балета имени Айни, и когда занял кресло заместителя министра культуры, и после – когда собрал оставшихся в послевоенной республике музыкантов в камерный оркестр, организовывал фестивали, концерты, гастроли всемирно известных исполнителей. В последние годы Толиб Зиядуллаевич живет и работает в Москве. Сегодня его музыка чаще звучит в концертных залах США, Европы и России, чем Таджикистана. О самых важных вехах жизненного и творческого пути композитора и о многом другом «Фергана» побеседовала с маэстро накануне его авторского концерта.

- Толиб Зиядуллаевич, давайте начнем нашу беседу с самого начала, то есть с вашего детства. Первым вашим учителем, конечно, был отец – Зиядулло Шахиди. Вы помните тот момент, когда появился осмысленный интерес и тяга к музыкальным занятиям? Вы же начали заниматься музыкой далеко не с раннего детства…

- Отец оказал на меня влияние, но не прямое, а, скорее, косвенное – на мое решение стать музыкантом повлияла та атмосфера творчества, которая его окружала. В нашем доме в те времена бывали все деятели культуры – исполнители, писатели, поэты и, разумеется, композиторы – это и Сергей Баласанян, Михаил Цветаев, Соломон Юдаков, Андрей Бабаев, Евгений Крылатов, Александр Зацепин. Кстати, песня «Я встретил девушку» Андрея Бабаева была создана у нас дома – мой отец помогал ему с переводом таджикского текста Мирзо Турсун-заде, чтобы музыка и слова соответствовали друг другу. А Батыр Закиров, популярный в то время узбекский певец, приходил репетировать песню отца «Мухаббат». Отец тесно общался с солистами, музыкантами театров, у нас дома постоянно шли репетиции. Известные тогда во всей Центральной Азии певец Ахмад Бобокулов, певицы Барно Исхакова, Шоиста Муллоджанова, Тухфа Фазылова приходили к нам домой и разучивали новые песни. Я вслушивался в эту музыку. Мне было все это интересно.

Когда мне исполнилось восемь лет, я отправился в специальную музыкальную школу, которая впоследствии стала носить имя моего отца, и… меня туда не приняли. Однако это не сломило мою волю. Напротив, я окончательно решил стать композитором. Хотя отец меня отговаривал, объяснял, что профессия музыканта очень трудна.

- То есть известный и влиятельный папа, который тогда был председателем Союза композиторов Таджикистана, не помог своему сыну поступить?

- Он считал, что будет неправильно оказывать на кого-то влияние или просить, чтобы меня приняли только потому, что я его сын. Тогда все было достаточно строго. Но я настоял на своем, потому что мне очень хотелось учиться музыке. И только в 14 лет я поступил в музучилище.

- И опять папа за вас не хлопотал?

- На этот раз похлопотал. Я ведь официально не учился музыке с первого класса, но надоел отцу своей настойчивостью: хочу быть композитором и все! Когда я был уже подростком, в Душанбе приехал известный композитор Юрий Тер-Осипов, который стал работать у нас в музучилище. Юрий Тер-Осипов учился в Бакинской консерватории у Кары Караева, который в свою очередь учился у Дмитрия Шостаковича. Его пригласил к нам в республику мой отец – как председатель Союза композиторов Таджикистана. Он полгода жил у нас дома, пока ему через Союз композиторов не выделили квартиру. В то время я подбирал на слух и уже пытался импровизировать. Но начального музыкального образования у меня не было. Только в училище я освоил теорию музыки. Благодаря Юрию Григорьевичу это мне удалось сделать быстро.

- В Московской консерватории вам довелось учиться у великого Арама Хачатуряна. Какие из его наставлений вы пронесли через свою жизнь?

- Вообще, мне очень повезло с учителями. На подкурсах я занимался у прекрасного композитора Сергея Баласаняна. С ним было сложно, потому что он требовал строгого соблюдения классических форм. Тогда я этого не понимал – мне хотелось отходить от норм, импровизировать. Но это была очень нужная школа. Затем я занимался у не менее великолепного Андрея Эшпая, который, наоборот, давал полную свободу для импровизации и нестандартного творческого мышления. Но, конечно, самое сильное влияние на меня оказал Арам Ильич Хачатурян, у которого я прошел полный курс композиторского факультета. Его главный совет – опираться в творчестве на свою народную музыку. «Иначе вы не будете оригинальны, – говорил он нам. – Вы должны опираться на то, что в вас заложено природой – свое национальное». Он всегда ставил мне в пример моего отца, его знание старинной макомной (маком – вид классической музыки устной традиции у ряда народов Востока. – Прим. «Ферганы») традиции и советовал учиться у него, что я и делал. Если композитор обращается к своему национальному материалу, он никогда не проиграет, а только выиграет. Соединяя народные мелодии, ритмы, лады с европейской оркестровкой, гармонизацией и собственным мироощущением, можно написать такую музыку, которая будет интересна слушателю. И, кажется, мне удалось что-то сделать в этом направлении.

Арам Ильич всегда говорил своим ученикам – работайте, больше работайте над собой. Он даже написал мне на своей фотографии «Толиб, не теряйте время!». Конечно, все мы, молодые композиторы по молодости были немного бесшабашными. При всей своей требовательности Хачатурян был очень добрый. Он всегда помогал своим студентам в решении любых проблем, даже бытовых. Однажды он зашел в класс и спросил, кто может дать ему пять рублей, сказав, что ему пришлось приехать на работу на такси. У меня деньги были, и я дал. А через некоторое время я пришел к нему домой на дополнительные занятия, и он отдал мне 25 рублей, не принимая никаких возражений, со словами, что я студент, а у студентов всегда мало денег.

Он хлопотал о своих учениках даже после окончания ими консерватории. Когда я вернулся после учебы в Таджикистан в 1972 году, он написал нашему первому секретарю ЦК Компартии Джаббару Расулову, что я – его ученик, выпускник Московской консерватории, и попросил выдать мне квартиру.

- Кто из композиторов-классиков оказал на вас самое сильное влияние?

- В разное время разные – от Моцарта, Баха, Бетховена, Шопена до Стравинского, Шостаковича и представителей нововенской школы – Шенберга, Веберна. В консерватории я, конечно, много экспериментировал, «примеряя» к своим сочинениям классические жанры и формы. Будучи уже в летах, я бы советовал молодым композиторам то же, что и советовали когда-то мне мои наставники – опираться на классику и свою национальную музыкальную культуру. Так было всегда и везде. Самые гениальные композиторы писали музыку, опираясь на народное искусство. Одна и та же народная тема могла встретиться в произведениях композиторов самых разных эпох – например, у Моцарта, Гайдна и Бетховена.

- А из современников-коллег кто вам наиболее близок?

- Из композиторов советского и постсоветского периода это Родион Щедрин, Гиа Канчели, Альфред Шнитке, Софья Губайдулина. Кстати, киномузыка Шнитке и его симфонические произведения в свое время потрясли меня своей глубиной. Он – продолжатель нововенской школы, философ, драматург, трагик. Он у нас преподавал инструментовку, и мы, молодые композиторы, учились на его произведениях. А позже Шнитке был на концерте фестиваля советской музыки, где исполнялась моя симфоническая поэма «Садо», и в перерыве сказал мне: «Ты на правильном пути». Эти его слова были для меня очень важной оценкой.

Майя Плисецкая, Родин Щедрин, Толиб Шахиди и кларнетист Игорь Федоров

Что касается сегодняшнего дня, то сейчас в Казахстане есть интересные молодые композиторы. Из таджикских композиторов я бы выделил Фируза Бахора и Зарину Миршакар, которая вобрала в себя школу Баласаняна – его мастерство формы. Могу назвать Павла Турсунова – это успешный таджикский композитор, ныне проживающий в России. Еще один выходец из Таджикистана Бенджамин Юсупов, который тоже учился в Москве – очень талантливый композитор. Сейчас он живет в Израиле, очень удачно вписался с исполнительскую деятельность – он и дирижирует, и пишет музыку. Это очень крепкий музыкант и композитор. В своем раннем творчестве он также опирался на нашу макомную традицию, которую он хорошо знал, и у него это великолепно получалось.

- Вы написали произведения практически во всех жанрах – от камерно-инструментальных до симфонических. У вас десятки произведений крупных форм, оперы, балеты, музыка к кино. И при этом вы недавно сказали, что очень мало сделали. Вы действительно так считаете?

- Дело в том, что с годами начинаешь все больше думать о времени и осознаёшь, что много времени ушло впустую по самым разным причинам. Человеку дан очень короткий отрезок жизни – даже если это 90 лет. В молодости, конечно, присутствовал момент эйфории, потому что казалось, что завтра я все успею сделать. Хотя в советские времена меня считали «плодовитым» композитором. Надо написать к концерту новое произведение, надо представлять республику на каком-то всесоюзном фестивале – я с энтузиазмом брался, потому что это будет исполняться. Самые удачные свои произведения я написал именно к каким-то мероприятиям. К концерту в Большом зале консерватории в Москве я написал поэму «Празднества», к фестивалю в Алма-Ате была написана симфоническая поэма «Садо». Именно тогда в Алма-Ате я встретился с дирижером Валерием Гергиевым, который предложил исполнить «Садо», и в 1987 году он дирижировал поэмой в Большом зале консерватории. Затем, в 1991 году «Садо» была исполнена в Дюссельдорфе на фестивале, посвященном 100-летию со дня рождения Прокофьева. Для композитора каждое исполнение его произведения – это подарок и огромный стимул для новых сочинений. Ведь музыка живет тогда, когда ее исполняют. Возвращаясь к вашему вопросу, скажу, что написанное – это только небольшая часть того, что хотелось бы создать еще.

C Валерием Гергиевым и сыном Табризом

- По-моему, такой стимул у вас есть постоянно, тем более что к вам нередко обращаются известные музыканты и просят написать для них музыку.

- Меня это очень радует, и я благодарен всем исполнителям своих произведений. Еще в 1983 году я написал для прекрасного флейтиста Александра Корнеева «Речитативы Руми». Затем всемирно известный виолончелист Михаил Хомицер попросил меня написать для него произведение. Так появился концерт в стиле раги для виолончели с оркестром, который он великолепно исполнил. Московский ансамбль «Сиринкс» попросил меня написать произведение для трех флейт – получился «Разговор птиц» по одноименной поэме Шамси Табризи. Трио было великолепно исполнено ими в Малом зале консерватории в 2008 году на моем авторском концерте. Несколько лет назад я написал концерт для кларнета с оркестром для замечательного российского кларнетиста Игоря Федорова. Работа над этим произведением меня просто захватила – мне хотелось показать тембровые возможности этого духового инструмента с неожиданной стороны. Для российской пианистки Екатерины Мечетиной, которая ранее великолепно сыграла мой фортепианный Концерт, я написал этюд-картину «Игра в нарды».

- Мне кажется, что ваша творческая судьба сложилась счастливо. У вас были гениальные учителя, вас не «задвигали», ваша музыка нашла свой путь к слушателю, ее исполняли и исполняют известные музыканты. А какие годы своей жизни вы считаете лучшими?

- В моей жизни, действительно, было много ярких и прекрасных событий, и сейчас они происходят. Но все же, наверное, самым «золотым временем» были 1970-1980 годы. В те времена музыканты, композиторы часто приезжали друг к другу на гастроли, фестивали, постоянно проходили авторские концерты. Присутствовал интенсивный творческий обмен. У меня были авторские концерты в Алма-Ате, Ташкенте, других городах. Я благодарен той эпохе, которая воспитала нас как деятелей культуры мира. После распада Союза, конечно, все это пошло на спад.

- Как пережили эти времена - развала СССР?

- Как и многие представители интеллигенции того времени, поначалу я с воодушевлением воспринял весть об обретении нашей республикой независимости. Но потом стали возникать трудности. Началась война. Я всегда был далек от политических дебрей, поэтому продолжал свою творческую деятельность и старался сохранить мосты с музыкантами из других республик, оставаясь членом Союзов композиторов Таджикистана и России. Несмотря на войну и нестабильность, в те годы мы, в Таджикистане, гораздо больше сохраняли творческие связи с коллегами по СНГ.

- Вы представитель советской композиторской школы. В советские времена у композиторов национальных республик под влиянием своей народной музыки и русской композиторской школы сформировался особый музыкальный язык. Современные композиторы пишут сейчас другую музыку? Вам она нравится?

- Приходит время, когда невольно начинаешь чувствовать себя композитором уходящей эпохи. Я редко слушаю сейчас музыку современных композиторов. Но то, что я слышу, мне не всегда нравится, потому что многие молодые стараются «перекричать» своих учителей – того же Шнитке, Денисова, Губайдулину. Надо суметь найти свою нишу, а не «конкурировать» с признанными мастерами.

Сейчас очень многие композиторы работают в кино. Но сколько вы вспомните современных отечественных фильмов, музыка к которым вам запомнилась? В нашем кино звуком до сих пор заполняют какие-то паузы между сценами. А если взять американские или французские современные фильмы, то музыка к ним – это почти всегда развернутые симфонические произведения, сопровождающие картину от начала до конца. Особенно в американском кино, где музыка – равноправное действующее лицо сюжета. Что-то подобное мы делали с иранским режиссером Мехди Бемани в наших совместных проектах – документальных фильмах и киноэтюдах.

- Творческий тандем с Мехди Бемани – не единственное, что вас связывает с Ираном. Вы ведь жили и преподавали в этой стране несколько лет. Мы, увы, очень мало знаем о современном музыкальном искусстве Ирана. Как там сосуществуют национальные музыкальные традиции и европейская классика?

- Первая моя поездка в Иран состоялась в 1999 году. Затем я бывал там по нескольку месяцев в году вместе со своей супругой Гульсифат, преподавал в университете изящных искусств в Тегеране композицию, полифонию и инструментовку. К моему удивлению, моя композиторская школа была для них тем неожиданным синтезом, который они искали. Многие молодые иранские композиторы пытались экспериментировать в авангардных стилях. Они резко отходили от своего макомного искусства, на котором были воспитаны, и начинали писать музыку в духе Онеггера. Я их возвращал и к своему фольклору, и к классике, просил написать в стиле Шопена или Бетховена, из партитуры сделать клавир, сравнить с оригиналом. Для них это было трудной, но интересной задачей. А мне было интересно поближе познакомиться с их фольклором. Этот взаимный интерес способствовал нашей успешной работе с молодыми композиторами. Сейчас многие из моих учеников работают в том же университете изящных искусств, бывая с концертными выступлениями и за рубежом. Что хочется отметить – высокую культуру общения в этой стране. Иранцы очень воспитанные, красивые в своем поведении люди. Они с большим интересом относятся к музыкальной культуре других народов, слушают и играют европейскую и русскую классику.

- Много лет назад вы взяли в руки дирижерскую палочку и создали в Душанбе камерный оркестр «Гармония мира». Я помню эти концерты в послевоенные годы на сцене неотапливаемого театра оперы и балета в Душанбе – и вас с теплым шарфом на шее, и горстку музыкантов оркестра, которые каждый день совершали маленький подвиг, приходя на репетиции в ледяной зал за мизерную зарплату. Что двигало вами тогда – в самые трудные годы, и почему вы уехали из Таджикистана именно сейчас, когда жизнь вроде бы налаживается, в театре восстановлено отопление, открыта консерватория, в которую наверняка вас звали работать?

- Да, камерный оркестр «Гармония мира» я организовал для того, чтобы заполнить вакуум в музыкальной жизни республики, который образовался после гражданской войны. В Таджикистан тогда мало, кто приезжал, да и сейчас культурная жизнь не так насыщена, как хотелось бы. Мы старались давать больше концертов, играть самую разную музыку – от классики до современности. Сейчас, когда я приезжаю в Душанбе, то обязательно организовываю концерты, требуя от музыкантов полной творческой отдачи. В консерваторию меня звали, но мы не сошлись по некоторым вопросам, которые я им предлагал решить. Я стал чувствовать себя одиноким в той атмосфере, «уходящей натурой». Кроме того, мои сыновья давно уехали на учебу за рубеж и сейчас проживают в России и Великобритании. В нашем возрасте для нас с женой очень важно быть ближе к детям и внукам, помогать им по возможности.

На авторском вечере Толиба Шахиди в Концертном зале имени Чайковского в 2006 году после выступления Народной артистки Абхазии и России Хиблы Герзмавы

- А что вы можете сказать о современной композиторской школе в Таджикистане – она жива или в глубокой депрессии?

- Кадры многие, к сожалению, разъехались из-за разного рода обстоятельств. Некоторые талантливые композиторы рано ушли – Талабшо Саттаров, Юнус Мамедов. В настоящее время есть композиторы, которые стараются писать новые произведения, спектакли, но сейчас в Таджикистане другая проблема – очень мало тех исполнителей, которые могли бы осуществить все композиторские задумки. К сожалению, сейчас это проблема многих бывших республик – апатия к специальности. Профессия музыканта по-прежнему непрестижна. Людям нужно выживать, а зарплаты музыкантов очень низкие. В Таджикистане есть, конечно, круг музыкантов, которые остаются верны своему делу. И есть круг слушателей, которым интересна классическая музыка, театр. Увы, он тоже небольшой.

Тем не менее, классика в Таджикистане идет, и я очень рад, что недавно к юбилею Чайковского там была поставлена опера «Иоланта» и многие другие спектакли. Сейчас в репертуар нашего душанбинского театра оперы и балета входят несколько моих детских спектаклей. А из «взрослых» - только хореографическая поэма «Хафизнаме», которую недавно поставила балетмейстер из Москвы Мария Левицкая.

- Почему не ставятся другие ваши спектакли, например, балеты «Рубаи Хайяма», «Юсуф и Зулейха»?

- Почему не ставится «Юсуф и Зулейха», я не знаю, возможно, сейчас какие-то спектакли трудно осилить. Нужна новая постановка, декорации. Что касается балета «Рубаи Хайяма», то нужно восстанавливать партитуру – она была утеряна в свое время, и сделать клавир, поскольку я писал сразу партитуру балета, по которому в 1980 году сняли фильм-балет. Главные роли в нем исполнили незабвенная Малика Собирова и Вадим Тедеев. Сейчас я делаю клавир из того, что вспоминаю – что-то осталось в рукописях, что-то восстанавливаю по памяти. Но это требует многих сил и времени, которых уже столько нет.

- Многие ли ваши произведения изданы?

- Кое-что издано, но не всё – это некоторые симфонические произведения, балет «Смерть ростовщика». Но сегодня ноты удобнее держать в цифре. Они могут храниться в интернете и при необходимости распечатываться. Последние мои произведения – уже в цифровом формате. А вот балеты «Юсуф и Зулейха», «Рубаи Хайяма», детские спектакли «Карлик-нос», «Калиф-аист», «Волшебные яблоки» - все еще в рукописях.

- А записи всех произведений есть?

- Очень многих, но не всех. Некоторые утеряны, например, первого фортепианного концерта. На сегодняшний день в Москве и Лондоне выпущено шесть дисков моих сочинений. Последний альбом «Gergiev – Shakhidi» вышел в 2012 году. В него вошли симфоническая поэма «Садо», симфоническая картина «Дариус», Концерт для кларнета с оркестром и фрагменты из балета «Смерть ростовщика» в исполнении Лондонского королевского симфонического оркестра и симфонического оркестра Мариинского театра, которым дирижировал Валерий Гергиев.

- Вы писали сольные произведения для разных инструментов. Какой самый любимый?

- Вообще, для композитора, если он не Паганини, самый большой «друг» - фортепиано. Это инструмент, с которым можно всю свою жизнь провести – его возможности безграничны. Казалось бы, столько музыки уже создано от Баха до Шостаковича. Но, как сказал Шёнберг, «не все еще написано даже в до мажоре». Я люблю фортепиано и с удовольствием пишу для него. У меня три концерта для фортепиано с оркестром, есть пьесы, этюды. Недавно написал для фортепиано обработки-транскрипции на темы из «Травиаты» и «Аиды» Верди.

- Кстати, о транскрипциях. Я знаю, что на ваши темы тоже уже делают обработки. Недавно открыла для себя захватывающий видеоклип с участием хорватского пианиста Максима Мрвицы, который сделал парафразу на одну из ваших тем. А потом услышала ее на концерте этого пианиста в Москве.

- Для меня это тоже было неожиданно. Интересно, что мы с Максимом не знакомы. Один из его продюсеров – знакомый моего сына Табриза. Когда-то Табриз подарил ему диск с моей музыкой. Я об этом ничего не знал. А потом, как и вы, в интернете услышал обработку для фортепиано с оркестром отрывка из моей музыки к фильму Валерия Ахадова «Вперед, гвардейцы!», снятого на киностудии «Таджикфильм». Для меня это было такой приятной и трогательной ностальгией. Когда я написал эту музыку, мне было 24 года. Кстати, в те годы музыку к фильмам, которые снимались на национальных киностудиях, писали в основном композиторы из Москвы, и участие местных композиторов было редкостью.

- Вы часто возвращаетесь к написанным ранее произведениям? Бывает, что возникает желание что-то доработать?

- Сейчас, да. Я вижу в своих ранних произведениях какие-то недостатки и хочу успеть их исправить. Иногда делаю парафразы на темы из тех же своих балетов. То есть работы еще много. А времени мало… У меня есть романс «Ты притупи, о время, когти льва…» на сонет Шекспира, он был исполнен в Лондоне к 450-летию со дня рождения поэта. Это философское и очень трагичное произведение, в нем как раз говорится о бессилии человека перед беспощадным временем…

- Что еще беспокоит Толиба Шахиди – музыканта и человека?

- Есть всякого рода переживания, и они утяжеляют существование. Все, что творится в мире, не дает покоя. Присутствует ощущение нестабильности, неустойчивости. На протяжении всей своей истории человечество повторяет одни и те же ошибки, которые приводят к большим трагедиям. Эта абсурдность происходящего в мире – войн, рукотворных катастроф – не подается пониманию. Почему нужно производить оружие, которое должно непременно выстрелить, кого-то убить и что-то разрушить? И мы не можем ничего изменить в этом мире – такова человеческая природа. Но сейчас человечество зашло в такой тупик, что даже самые матерые политики не знают, как из него выйти.

Из-за всего происходящего я беспокоюсь о судьбе детей и внуков. Мы с супругой Гульсифат застали хорошие времена. Мы прожили больше 40 лет счастливой совместной жизни, она подарила мне троих прекрасных сыновей. Помню начало нашего знакомства и мое посвящение ей «Адажио», впервые записанного оркестром Большого театра СССР. Я бесконечно благодарен своей жене за ее терпение. Быть женой композитора – нелегкая задача и большой труд. Она – моя верная спутница, друг и опора во всех жизненных ситуациях, она создавала все условия для моего творчества, придавала уверенности в себе. Это очень важно.

- Ваши сыновья реализовали ваши надежды? Кроме старшего – Табриза, который в России известен как продюсер, они не пошли по вашим стопам, не стали музыкантами. И вы, как и ваш отец в свое время, не «тянули» их в музыку?

- Я доволен своими детьми. Табриз – президент российской продюсерской компании «Империя Музыки». Хафиз и Фирдавс получили хорошее экономическое образование в Лондоне и сейчас успешно работают. Все они состоялись как личности, как профессионалы и как сыновья, которые очень внимательны к своим родителям. Наверное, свою роль сыграли генетика, культура, которая их окружала, общение с дедушками, бабушками. Мы с Гульсифат стараемся помочь детям, чем можем. Но, к сожалению, невозможно всегда быть рядом. Жить между тремя странами – Россией, Англией и Таджикистаном – довольно сложно.

С супругой Гульсифат Шахиди и сыновьями Табризом, Фирдавсом и Хафизом

- Кого из известных исполнителей мы услышим на концерте в Большом зале консерватории 29 апреля?

- В этот вечер будет играть Государственный академический симфонический оркестр имени Евгения Светланова, которым будет управлять американский дирижёр Хобарт Эрл. На концерте выступят такие прекрасные солисты, как Екатерина Мечетина (фортепиано), Игорь Федоров (кларнет) – они исполнят концерты с оркестром. Цикл из трех романсов исполнит солистка Мариинского театра Наталья Павлова, а рапсодия для фортепиано с оркестром и солирующим дудуком прозвучит в исполнении пианиста Вазгена Вартанияна и Хачатура Саркисянца (дудук).

- Волнуетесь?

- Безусловно. Этот концерт – подведение итогов творческого пути, будут исполняться как ранние мои произведения, так и написанные недавно. В этом зале более 40 лет назад звучали наши дипломные работы, выпускников консерватории, и мой авторский вечер – своего рода экзамен перед памятью моих учителей.

О творчестве Толиба Шахиди

«Музыка Толиба всегда красива, ярка и в ней бьется сердце востока и древней нации таджиков. И вместе с тем эта музыка с чертами всех людей на земле. Это и делает ее, мне кажется, понятной и дорогой каждому человеку, какому бы роду он не принадлежал, где бы он не жил, что бы он не делал» (Роман Леденев, композитор, профессор Московской государственной консерватории).

«Толиб Шахиди является очень талантливым композитором. Его работы раскрывают суть художника в необычно яркой манере. Он выражает свою музыкальную идею с большим совершенством. Весь материал превосходно разработан, оркестровая сценарий блестяще написана и архитектоника следуют в удивительной детализации» (Андрей Эшпай, композитор).

«Музыка Шахиди – редкий пример бережного и личностного переосмысления национального наследия. Для него важно не какими средствами и как, а для чего и кому сочиняется произведение. Всё, что делает Шахиди интересно и понятно не только профессионалам, но и простому неискушенному слушателю. Его звуковая материя эмоциональна, порою драматична, но при этом остается удивительно красивой и солнечной. Наш мир стал бы беднее, если бы не было этой замечательной музыки! Слушайте музыку Толиба Шахиди!» (Геннадий Толстенко, композитор, профессор Ростовской государственной консерватории имени Рахманинова).

«Яростный и прекрасный мир музыки Шахиди наполнен дыханием стихий, и композитор является только неким невольным передатчиком той высоковольтной энергии, что разлита в мироздании. В отличие от внешне спокойного автора, музыка Шахиди, трансформируя эту энергию, способна буквально обрушиться на вас с неукротимой мощью лавины, поразить импульсивностью нерегулярных ритмов, ошеломить утробным рёвом каких-то первозданных тембров, найденных на палитре традиционного симфонического оркестра, и тут же заворожить звенящей тишиной горных вершин, монотонным лепетом струящихся фигураций, загипнотизировать оцепенением покоя. Это мир, который был до человека и, возможно, будет после него… Человек только тогда сможет приблизиться к совершенству, когда осознает себя частью этого мира, частью времени, частью человечества, как к этому стремится в своём творчестве Шахиди» (Борис Бородин, доктор искусствоведения, профессор Уральской государственной консерватории имени Мусоргского).

Нигора Бухари-заде

Международное информационное агентство «Фергана»