У "Кандагара" совсем простой сюжет: три дня пути по Афганистану. Журналистка, уехавшая с отцом в Канаду, возвращается на родину, чтобы увидеться с сестрой, подорвавшейся на противопехотной мине и решившей покончить с собой в день солнечного затмения. Это, конечно, политический - но одновременно и магический по своему воздействию фильм.

Скрываясь под паранджой четвертой жены иранского переселенца, героиня "Кандагара" путешествует по Афганистану эпохи талибов, религиозной оголтелости, т. е. не по экзотическому Востоку, но по тому параллельному миру, куда европейцу путь заказан. Здесь страшное граничит с абсурдным и комическим; десятилетние дети, раскачиваясь, как болванчики, нараспев читают Коран и в любую секунду готовы объяснить устройство и назначение автомата Калашникова; человек, приехавший в миссию Красного Креста за протезами для жены, вместо тех, что подходят по размеру, норовит забрать другие, которые кажутся ему изящнее; женщины красят губы, не снимая паранджи; на цивилизованный взгляд, жить здесь вообще нельзя.

Здесь, иначе говоря, легко потерять ощущение реальности, поэтому для западного глаза "Кандагар" кажется путешествием в страну мертвых. Что странным образом сближает его с "Мертвецом" Джима Джармуша - таким же ирреальным погружением в американский ландшафт.

Фокус Махмальбафа заключается в том, что, имея прямое отношение к политике и обладая всеми признаками документа, его фильм устроен по принципу волшебной сказки. В нем сказочные, мифологические обстоятельства времени: три дня и солнечное затмение. В нем словно бы искривленное пространство, в котором чем ближе ты к Кандагару, тем меньше шансов туда попасть. Его персонажи постоянно выдают себя за другого: однорукий попрошайка прячется под паранджой, темнокожий американский исламист, ставший врачом, ходит с накладной бородой. Временами в сюжете возникают какие-то галлюцинаторные повторы: мальчик-проводник, снявший перстень с трупа, упрямо предлагает этот перстень героине, сначала за деньги, потом бесплатно, так что перстень приобретает почти символический смысл.

С диктофоном в руках журналистка собирает для отчаявшейся сестры доказательства надежды и воли к жизни; оттого поэзии в фильме должно быть - и есть - не меньше, чем ужаса. "Кандагар" безупречен на каком-то самом простом и главном уровне: его кадры словно бы не рассматриваешь, а ощупываешь взглядом, их ощущаешь именно что физически, как песок на коже и солнце в затылок. Ближе к финалу фильма есть эпизод, который можно приводить в качестве примера "абсолютного кино" - наряду с одесской лестницей из "Броненосца "Потемкина" и вертолетной атакой из "Апокалипсиса сегодня". Несколько десятков одноногих жертв противопехотных мин наперегонки прыгают на костылях к месту, где с самолета Красного Креста сбрасывают на парашютах протезы, - это снято как танец, без "почти", потому что сюжетная кульминация совпадает с ритмической, потому что весь фильм - оказывается - насквозь музыкален, изумительно темперирован, в нем живет какой-то магический ритм. Хотя в прошлом году в Каннах Махмальбаф получил лишь приз экуменического жюри - т. е. все же больше за гуманизм, чем за формальное совершенство.

В ближайшие дни в Москве фильм идет в Большом зале ЦДЛ. Адрес: Большая Никитская улица,53