Ташкенту можно все? Аркадий Дубнов - об итогах 2017 года в Центральной Азии
Скульптурная группа «Караван на Великом шелковом пути», установленная в Ташкенте.
Много разного, как и во всякий год, случалось в Центральной Азии в уходящем 2017-м. Из главного позитива отмечу две вещи. Одну - потому что она произошла. Другую - потому что не случилась.
Первое. В Киргизии уже второй раз подряд происходит мирная, пусть и плановая, но смена власти: в результате выборов главой государства стал Сооронбай Жээнбеков, уже пятый президент республики.
Второе. Регулярно прогнозируемое обострение ситуации вследствие прорыва вооруженных боевиков из Афганистана так и не случилось. Не прорвались.
Все остальное в регионе развивалось по инерционному сценарию, за исключением, может, наметившихся преобразований в Узбекистане, а также внезапного обострения в отношениях между Киргизией и Казахстаном. Тем не менее, происходящее именно в Узбекистане, самой населенной стране Центральной Азии, после внезапной смерти бессменного лидера и политического аксакала постсоветского пространства Ислама Каримова, выглядит определяющим и стабилизирующим трендом развития всего региона на ближайшие годы.
Новый президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев затеял у себя в стране перестройку, начав ее гораздо раньше, чем к ней подступил в свое время Михаил Горбачев, пытаясь преобразовать СССР, спасая его от грядущего социального и экономического коллапса. Похоже, так, на опережение, действовать Мирзиёева заставляла необходимость как можно скорее утвердиться во власти. Короткая скамейка запасных в чиновничьей когорте, не способная разрешить кадровый голод, неопределенность перспектив нового посткаримовского курса, ошеломительные указания, спускавшиеся провинциальному начальству сверху по исполнительной вертикали, неопределенность с ресурсами поддержки со стороны региональных кланов, - все это рисовало картину первых нововведений со стороны нового руководства несколько хаотичной.
Тем более что четвертьвековое наследие каримовского правления оставило свой след не только в экономике и социуме, но и в ментальности узбеков, привыкших к своему бесправию перед лицом всесильного государства, его тотальному безразличию к нуждам тех, кто находится внизу социальой лестницы. Достаточно вспомнить, сколь унизительно отзывался Каримов о трудовых мигрантах, вынужденных уезжать из Узбекистана в поисках работы, чтобы прокормить семью, называя их лентяями и бездельниками. А таких были миллионы людей...
Мирзиёев с самого начала повел себя иначе, что выглядело поразительно. Однако поверить в то, что начальники, по-узбекски - раисы, начнут относиться к своим уехавшим на заработки соотечественникам чуть с большим вниманием, было трудно. И тем не менее, официальный Ташкент перестал, наконец, делать вид, что участь доброй четверти трудоспособных узбеков, работающих вне страны, его не касается.
Выделить именно эту человеческую деталь среди прочих подвижек, отличающих новую узбекскую власть от предыдущей, представляется важным, потому что другие «открытия» новой власти, например, что главная проблема экономики страны - в ее полной зависимости от государства вкупе с отсутствием свободной конвертации иностранной валюты, - кажутся вполне очевидными. Что и было сделано, разумеется.
Тем не менее, главным свидетельством обновления внутренней политики в Узбекистане стали резонансные шаги по освобождению из заключения многолетних узников каримовской эпохи, лишенных свободы еще в прошлом веке. На этом фоне вызывающе смотрятся новые аресты и преследования журналистов и правозащитников, произошедшие уже в этом году. Эти действия узбекских силовых структур, демонстрирующих стремление сохранить свой контроль над всеми сторонами общественной жизни, показывают, сколь напряженной и противоречивой остается расстановка сил среди правящих элит страны. Не случайно президент Мирзиёев заявил о необходимости разработать новый закон, регулирующий деятельность Службы национальной безопасности (СНБ), который, по имеющимся данным, должен будет существенно ограничить полномочия узбекских чекистов.
Для внешнего же мира чрезвычайно важными выглядят новые приоритеты во внешней политике Узбекистана, очень быстро начавшие воплощаться в реальные действия в 2017 году. Ташкент обозначил своей целью укрепление тесного и доверительного регионального сотрудничества в Большой Центральной Азии, включающей в себя также и Афганистан. Этот рациональный подход основан хотя бы на географическом положении Узбекистана, граничащего абсолютно со всеми странами региона, делающим его естественным средоточием инфраструктурных и ресурсных проектов, объединяющих Центральную Азию. Маршруты первых зарубежных визитов Мирзиёева и их результаты весьма выразительно свидетельствуют как о региональных амбициях Ташкента, так и об ограничениях в их реализации. Единственная соседняя страна, с лидером которой узбекский президент еще не встретился в двухстороннем формате (многосторонние саммиты не в счет) - это Таджикистан.
Если модернизация Узбекистана при Мирзиёеве даст свои первые результаты, а региональная повестка дня Ташкента окажет заметное влияние на оздоровление атмосферы межгосударственных отношений в Центральной Азии (достаточно напомнить о существенном продвижении в решении пограничных споров между соседями по региону после смены власти в Ташкенте), то впору будет говорить о появлении нового лидера на евразийском субконтиненте. Кроме того, при подобном стечении обстоятельств мы станем свидетелями удачного транзита власти, случившегося в форс-мажорных обстоятельствах и приведшего к модернизации страны.
Другая смена власти, о которой мы упоминали в начале обзора, - в Киргизии, - важна уже хотя бы тем, что она состоялась впервые как мирная передача президентских полномочий от одного избранного на выборах президента другому (Роза Отунбаева, передававшая в 2011 году полномочия Алмазбеку Атамбаеву, была назначенным временным президентом). Само по себе это чрезвычайно важное событие, поскольку ни одна страна постсоветской Центральной Азии не может похвастаться подобным достижением, в Туркмении и Узбекистане лишь смерть предыдущего правителя открывала дорогу его преемнику, а в Казахстане и Таджикистане до сих пор у власти те, кто взял ее после распада СССР - с той разницей только, что в последнем случае это случилось в экстраординарных условиях гражданской войны.
Другое дело, что киргизский транзит власти вряд ли можно считать полностью завершенным. Можно с уверенностью предположить, что считающийся отошедшим от дел четвертый президент Киргизии Алмазбек Атамбаев в наступающем 2018 году предпримет серьезные усилия, чтобы вернуться во власть. Станет ли это результатом досрочных парламентских выборов, которые позволят ему занять пост спикера, либо каким-то иным образом, сказать сейчас трудно...
Другим важным итогом 2017 года, имеющим отношение к Киргизии и ее бывшему президенту, но не относящимся к позитивным сторонам его правления, следует считать масштабный кризис в киргизско-казахстанских отношениях, спровоцированный грубой риторикой Атамбаева в адрес президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, а также его окружения. Несмотря на то, что острую фазу кризиса удалось преодолеть благодаря взвешенным действиям нового, пятого президента Киргизии Сооронбая Жээнбекова, без промедления ответившего на миролюбивые сигналы, полученные от Назарбаева, предновогодним визитом в Астану, - полностью исчерпанной проблему считать преждевременно. Бишкеку предстоит серьезная работа по исполнению обязательств, взятых на себя при вступлении в Евразийский экономический союз (ЕАЭС).
После российского суда над бывшим министром экономразвития Алексеем Улюкаевым даже боимся предположить, что означает жест президента Казахстана.
С другой стороны, эти события показали явное несовершенство структурных механизмов ЕАЭС, призванных решать межгосударственные конфликты и споры между членами союза, вызванные односторонними действиями одного из них в отношении другого, - в данном случае, действиями Казахстана на границе с Киргизией. Выяснилось, что Евразийская экономическая комиссия (ЕАК), главный исполнительный орган ЕАЭС, призванная быть арбитром в подобной ситуации, оказалась не в состоянии сыграть эту роль, в ее уставных документах не значатся подобные функции... Не стал заниматься урегулированием конфликта и Высший совет глав государств ЕЭАС, отдав этот вопрос на уровень двухстороннего формата отношений в ожидании смены власти в Киргизии, что указывало на определяющую роль личностного фактора в этом конфликте.
Тем не менее, приходится признать, что ЕАЭС в его центральноазиатском сегменте в уходящем году чуть ли не приказал долго жить...
Еще одним и возможно, более важным уроком клинча-2017 между Астаной и Бишкеком является то, что он обнажил всю неоднозначность, если не сказать, - двусмысленность нынешнего этапа киргизского пути к демократии, которым так любят гордиться некоторые представители киргизской элиты. Вседозволенность власти, циничное попрание ею закона и повсеместное использование административного ресурса, тотальное преследование оппозиционной прессы, откровенно клановый подход при решении кадровых вопросов - все это дискредитирует нынешнюю киргизскую действительность, претендующую на соответствие современным демократическим стандартам.
Что касается самого Казахстана, то официальной пропаганде страны в уходящем году было чем заняться, прославляя успехи и достижения своего руководства во главе с пожизненным елбасы. Проведение всемирной выставки ЭКСПО-2017, проведение нескольких раундов межсирийского диалога, как и другие громкие миротворческие инициативы, а также первый год непостоянного членства страны в Совбезе ООН - эти достижения Казахстана, безусловно, продолжили презентовать его в мире в качестве серьезной региональной державы; высокая планка ожиданий, что Назарбаев получит Нобелевскую премию мира, не снижается.
Во внутриполитической жизни, как это и бывает, казахстанские реалии не были столь выдающимися. Самая продвинутая в регионе страна по масштабам негосударственной экономики, Казахстан к концу уходящего года столкнулся с грандиозным трудовым конфликтом на частном предприятии, бастовали шахтеры горнодобывающей компании «АрселлорМиталл Темиртау», принадлежащей индийскому миллиардеру Лакшми Миталлу.
На днях власти страны вынуждены были подтвердить «заморозку» одним из американских банков активов в 22 миллиарда долларов, принадлежащих Национальному фонду Казахстана, по судебному иску молдавского(!) бизнесмена Анатолия Стати (сумма иска 500 млн долларов). Ранее суд в Амстердаме арестовал средства того же Нацфонда в 5 миллиардов долларов, переданные в управление голландскому филиалу американского банка.
Бывший премьер-министр Казахстана Акежан Кажегельдин, занимающийся вопросом возвращения казахстанских капиталов, оценил объем вывезенных из страны денег в 140 миллиардов долларов.
Однако главным содержанием как внутри-, так и внешнеполитической повестки дня страны остается ожидание неминуемой смены власти в Казахстане. Это стало особенно заметно после неожиданной кончины Ислама Каримова в 2016 году, бывшего в течение четверти века постоянным спарринг-партнером Нурсултана Назарбаева. Так же, как и в предыдущие годы, в 2017-м от елбасы ждали каких-то намеков, сигналов, которые помогли бы истолковать рисунок будущей власти и способ передачи престолонаследия. Но так и не дождались, патриарх постоянно меняет свои «показания» на этот счет, удерживая в напряжении все слои казахстанской элиты. Его реакции противоречивы, а указания, касающиеся своего прославления при жизни - вяло осуждающие, но не обязательные к исполнению, мол, пусть себе... Так было, к примеру, с переименованием месяц назад центральной магистрали Алма-Аты, улицы Фурманова, в проспект Назарбаева. Елбасы как-то нехотя обратил на это внимание только спустя несколько недель после случившегося, заметив, что, мол, ему это, в общем, не нужно...
Впрочем, допускаю, что это не совсем так. Ведь можно быть уверенным, что Назарбаев внимательно следит, как в соседнем Узбекистане медленно, но неуклонно избавляются от наследия Каримова, и кто знает, не ищет ли он, переживший своего вечного соперника за статус самого Главного в Центральной Азии, каких-то страховочных механизмов, позволяющих избежать подобного развития и в родной стране...
Эти нервные перипетии, характерные для общественной атмосферы в Казахстане в уходящем году, будут по-прежнему, если еще не с большим напряжением, терзать страну. Тем более, что размах и энергетика реформенных инициатив нового руководства Узбекистана рискует сделать его будущим локомотивом региона, отобрав этот престижный статус у Казахстана.
Таджикистан в 2017 году продолжал двигаться по инерции к экономическому и финансовому коллапсу и достиг бы цели, если бы не значительные денежные вливания со стороны таджикских трудовых мигрантов, работающих в России. Тем более что значительная часть мигрантов с заработанными деньгами вернулась на зимнее межсезонье домой. Помогла и Поднебесная, куда регулярно за деньгами ездит президент Рахмон, в 2017-м ему удалось даже получить грант на строительство новой резиденции для руководства страны. В целом же доля китайского долга, нависшего над Таджикистаном, достигла уже 40 процентов ВВП страны. Как будет расплачиваться страна за китайскую щедрость, никто в Душанбе откровенно сказать не решается. Вариантов, традиционных для отношений с великим Китаем, немного: либо территориями, либо природными ресурсами...
Выручает и помощь со стороны суннитских монархий Персидского залива, которая особенно беспокоит родственный персоязычному Таджикистану шиитский Иран. Отсутствие какого-либо сдвига в улучшении зашедших в тупик таджико-иранских отношений также можно отнести к негативным итогам 2017 года. Не принес надежд даже недавний визит в Душанбе министра иностранных дел Ирана Мохаммада Зарифа.
А пока Таджикистан продолжает задыхаться в отсутствии внешних инвестиций и оборотного капитала - попросту говоря, в стране не хватает денег. За последний год прекратили свою деятельность сотни предприятий малого и среднего бизнеса, что приводит к сокращению налоговой базы, закрываются банки, на плаву остаются только те из них, что обслуживают финансы правящей Семьи.
При этом власти президента Эмомали Рахмона, сумевшего зачистить все оппозиционное ему политическое пространство, практически ничто не угрожает. Особенно, когда Таджикистан получил, наконец, обещанное ему Москвой вооружение на общую сумму 120 миллионов долларов. Укрепился режим в Душанбе и в результате смены власти в соседнем Узбекистане, лояльность которого заметно повысила устойчивость таджикского руководства.
На этом фоне нет никаких новых свидетельств в пользу готовности Таджикистана запроситься в ряды ЕАЭС. Там по-прежнему уверяют, что «продолжают внимательно изучать» опыт присоединения к экономическому союзу Армении и Киргизии. В 2017-м этот «опыт», несомненно, обогатился последствиями недавнего киргизско-казахстанского клинча...
Что касается Туркмении, то траектория ее развития в уходящем году в известной степени напоминает кривую движения Таджикистана. Ее можно обрисовать ставшей мемом тирадой российского премьер-министра Дмитрия Медведева, обращенной к ставшим россиянами жителям Крыма: «денег нет, но вы держитесь!»
Гурбангулы Бердымухамедов в этом году стал президентом, отметил 60-летие, написал несколько книг, научил военных кидать ножи, чиновников - кататься на велосипеде, а его песня победила на конкурсе гимнов для «Азиады».
Туркменская казна, полнившаяся в прежние тучные годы обильными доходами от продажи туркменского газа, сильно оскудела. Значительно способствовали этому и неумеренные траты на пафосную Азиаду-2017 по боевым искусствам в закрытых помещениях, только на открытие которой было потрачено 120 миллионов долларов, а всего она обошлась примерно в 10 миллиардов долларов.
Сейчас туркменский газ покупает только Китай, построивший четыре нитки газопровода из Туркмении, но оплата за газ уходит, в основном, на выплату долгов Пекину за кредиты на постройку газопровода. Все усилия туркменского руководства нарастить продажу газа по различным направлениям: на юг (Ирану), на запад (в Европу) и на север (в Россию) - оказываются тщетными.
В этих условиях Ашхабад вынужден отказаться от предоставления «прославленных», отчасти мифических, отчасти реальных льгот населению: бесплатного электричества, газа и соли. Впрочем, президент Гурбангулы Бердымухамедов, сумевший в 2017 году блистательно в третий раз победить на президентских выборах, уверенно смотрит вперед, в будущее своей страны и собственной семьи. Его единственный сын Сердар, судя по продвижению в своей чиновничьей карьере, - в декабре этого года, по некоторым сведениям, он стал заместителем министра иностранных дел Туркмении, - постепенно проходит курс преемника своего отца.
Бердымухамедов, официально носящий звание Аркадага (покровителя), усвоил уроки неожиданной смены власти как у себя в стране, пусть она и закончилась в итоге счастливо для него самого, так и в Узбекистане. Это потребовало строго выверенных мер по гарантиям транзита собственной власти, в том числе и в случае форс-мажорных обстоятельств, именно таких, что случились в Ашхабаде в 2006 году в результате скоропостижной смерти Сапармурата Туркменбаши Великого, и в Ташкенте в 2016 году, когда так же скоропостижно скончался Ислам Каримов.
Отметим, что в 2017 году состоялся долго ожидавшийся в Ашхабаде официальный визит президента Путина. Особенно выдающихся результатов он не принес, но обеспечил, тем не менее, определенный запас прочности туркменскому режиму, который может рассчитывать на лояльность Москвы. В России при этом рассчитывают на ответную благожелательность Ашхабада в решении проблем российских апатридов в Туркмении. А на днях Путин сообщил о полученном туркменском приглашении участвовать в реализации проекта газопровода ТАПИ (Туркмения-Афганистан-Пакистан-Индия), который был задуман еще больше 20 лет назад. Это предложение можно считать бонусом, полученным Москвой за ее политику невмешательства в процессы укрепления феодально-персоналистского режима в Туркмении.
Другим бонусом выглядят заверения Ашхабада, что его внешняя политика не будет откровенно прозападной и на туркменской территории не будут размещены военные базы иностранных государств.
И, наконец, важнейшим итогом 2017 года стало укрепление туркмено-афганской границы, относительно безопасное функционирование которой обеспечивается, в том числе, информационной поддержкой с российской стороны и определенной координацией действий с силовыми структурами соседнего Узбекистана.
Впрочем, Ашхабад в отношениях с властями приграничных афганских провинций старается придерживаться многолетней традиционной политики, - поставок на ту сторону некоторого объема энергоресурсов и продуктов в обмен на поддержание стабильности на границе с Туркменией.
Все это обеспечило в уходящем году практически нулевой уровень боевых угроз со стороны Афганистана, которые к тому же в значительной степени были серьезно преувеличены многими заинтересованными в этом сторонами, в том числе Москвой, Кабулом и Вашингтоном
Аркадий Дубнов, эксперт по Центральной Азии, - специально для «Ферганы»
