Состоявшуюся на минувшей неделе в Бишкеке 13-ю встречу лидеров стран-членов Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) некоторые обозреватели поспешили окрестить «саммитом без итогов». Это верно лишь отчасти, кое-какие результаты в Бишкеке были все же достигнуты. Другой вопрос, что результаты эти с самой деятельностью ШОС связаны весьма опосредованно.

«Сирийский бенефис» Путина

Речь идет, прежде всего, о «сирийском бенефисе» президента Путина. Участники саммита (в отличие, скажем, от участников конференции G20 в Петербурге) единодушно выступили против силового вмешательства в Сирии и энергично поддержали последние российские инициативы по установлению контроля за сирийским химическим оружием. Создалось впечатление, что в Бишкеке «сирийская тема» даже несколько потеснила гораздо более актуальную для Центральной Азии проблему Афганистана, хотя последняя была заявлена в повестке дня саммита едва ли не как центральная. Это, безусловно, можно объяснить тем, что сирийский кризис, возможно, приближается к его самой «горячей» фазе и в данный момент воспринимается международным сообществом несколько острее, чем уже довольно давно «тлеющий» афганский конфликт. Тем более, что до «часа Х», то есть до вывода международных сил из Афганистана, еще остается время, и пока совершенно неясно, как после этого будут развиваться события, что бы там не пророчили насчет неизбежного триумфа талибов.

Между тем, никто из стран-членов ШОС, естественно, не горит желанием посылать своих солдат в Афганистан взамен уходящих натовцев. Поэтому вряд ли можно было ожидать, что на саммите обсуждение проблемы Афганистана, по крайней мере, его «видимая» часть, завершится чем-либо иным, кроме повторения известных деклараций насчет общей готовности способствовать стабилизации положения в Афганистане путем поддержки центрального правительства и решительной борьбы с терроризмом, наркотрафиком и т.д.

Вместе с тем, повышенное внимание участников саммита к Сирии было обусловлено не только объективными обстоятельствами, но и усиленным педалированием этой темы российской стороной, остро заинтересованной в соответствующем дипломатическом и пиаровском обеспечении последних путинских инициатив. Саммит в Бишкеке должен был подтвердить, что Россия, якобы опираясь на относительно широкую международную «коалицию», возвращается на международную арену в качестве некого второго «центра силы». Раз уж Обама, загнавший себя своими заявлениями о «красной линии» в ситуацию «цугцванга», предоставил ей возможность выставить себя в этой роли. Партнеры по ШОС Путину охотно «подыграли», тем более, что Китай, например, занимает по Сирии позицию фактически идентичную российской. Возникает, правда, вопрос: почему Россия и Китай, беспрестанно рассуждая о необходимости политического урегулирования и обязанности следовать Уставу ООН, в течение двух с половиной лет блокировали в Совбезе все попытки «купировать» сирийский кризис на более ранних стадиях хотя бы с помощью давления на режим Асада через международные санкции? Что же до центральноазиатских властителей, то, помимо всего прочего, они, несомненно, испытывают в отношении своего сирийского коллеги ментальную и «классовую» солидарность и обуреваемы соответствующими аллюзиями. Поэтому им не может не импонировать исповедуемая в Москве и Пекине примерно следующая трактовка международного права в части государственного суверенитета: диктатор волен делать со своим народом все, что захочет. В этом же ключе следует рассматривать и положение принятой в Бишкеке декларации, где сказано, что страны намерены бороться с использованием информационных технологий «с целью подрыва политической и экономической безопасности». Думаю, понятно, о чем здесь идет речь.

Кто на новенького?

Весьма интересным событием стал «дебют» на саммите в Бишкеке нового президента Ирана Роухани, впрочем, имевший собственно к ШОС опять же косвенное отношение (у Ирана в ШОС - лишь статус наблюдателя). В отличие о своего предшественника Ахмадинежада, обычно выступавшего на саммитах ШОС с зубодробительными заявлениями в адрес Израиля и США, Роухани вел себя степенно и даже благостно – намекал на скорый прогресс в переговорах по иранской ядерной программе, требовал обеспечить нераспространение ядерного оружия, не допустить попадание химического оружия в руки экстремистов, выражал готовность бороться с терроризмом, за мир и стабильность во всем мире и так далее. Естественно, поддержал все путинские инициативы по Сирии – трудно было бы ожидать иной позиции от ближайшего и почти единственного союзника Асада в исламском мире. В ответ, как и ожидалось, страны ШОС подтвердили свое неприятие «односторонних» и тем более силовых действий в отношении Ирана из-за его ядерной программы. То есть, речь идет о том, что Иран по-прежнему может полагаться на российско-китайскую «крышу» в СБ ООН вне зависимости от того, настанет обещанный Роухани «прогресс» или нет. Да и само по себе стремление Ирана к расширению сотрудничества с ШОС – своего рода сигнал Западу: дескать, действующие в отношении этой страны санкции могут быть ослаблены развитием экономических и политических отношений в «восточном» и «северном» направлениях.

А вот полноправного членства в ШОС Иран, скорее всего, дождется не скоро, если вообще дождется. Принятие в свои ряды страны, находящейся в режиме санкций ООН, не говоря уже о санкциях со стороны США и ЕС, стало бы слишком вызывающим шагом. Впрочем, приобретение полноправного членства другими соискателями (статус наблюдателя в ШОС имеют также Монголия, Индия, Пакистан и Афганистан, статус партнеров по диалогу -- Белоруссия, Шри-Ланка и Турция) в обозримом будущем тоже проблематично. На саммите объясняли задержки в расширении численного состава главным образом техническими и процедурными причинами. На самом деле понятно же, что Афганистан, например, для полноценного членства – слишком «проблемный».

То же самое можно сказать об отношениях внутри «дуэта» Индия - Пакистан. Кроме того, если бы полноправным членом ШОС на данном саммите уже был Пакистан, то вряд ли поддержка Путина по сирийскому вопросу была бы столь единодушной. Ведь у власти в Пакистане преимущественно сунниты, нынешний премьер и лидер правящей Пакистанской мусульманской лиги (ПМЛ-Н) Наваз Шариф известен тесными связями с Саудовской Аравией, являющейся одним из главных финансовых спонсоров Пакистана. Все эти факторы, понятное дело, определяют отнюдь не дружественное отношение Пакистана к Асаду и Ирану. После окончания полномочий президента Зардари, считавшегося прозападным политиком, и избрание главой государства представителя ПМЛ-Н Мамнуна Хусейна ориентация Пакистана на Саудовскую Аравию должна только усилиться, в том числе и на сирийско-иранском направлении. Так что наиболее перспективные позиции в плане приобретения полноправного членства в ШОС имеются, пожалуй, только у Монголии.

Для кого ШОС эффективна, а для кого - нет

Что же касается основной деятельности ШОС, прежде всего, в области экономики, то о ней на саммите говорилось достаточно много и подробно, однако, «на выходе» все опять в основном ограничилось лишь размытыми декларативными заявлениями в духе «расширить и углубить». Не было принято также конкретных решений ни по обеспечению региональной безопасности, ни по защите региона от наркотрафика или религиозного экстремизма. Как будто участники саммита специально старались дать лишний повод всевозможным обозревателям для скептических комментариев насчет эффективности ШОС как таковой.

Однако можно ли ставить вопрос о некой абстрактной эффективности ШОС? Не правильнее в нынешних обстоятельствах было бы говорить о ее эффективности для тех, кто наиболее результативно использует ее именно в своих целях?

Возьмем, скажем, Китай. Он воспринимает ШОС в первую очередь как экономическую площадку, как своего рода инструмент для наращивания своей экономической экспансии, причем не только в Центральной Азии, но и в целом в Евразии. Кстати, на саммите в Бишкеке «дебютировал» еще один персонаж – председатель КНР Си Цзиньпин. И, надо признать, «дебютировал» весьма эффектно – в Бишкеке китайский лидер завершал свой масштабный визит по евразийским просторам - начиная с Петербурга и заканчивая почти всеми странами Центральной Азии. В ходе этого визита были подписаны многомиллиардные соглашения, связанные с транспортировкой нефти и газа или выдачей кредитов. Весьма символично, что стране-хозяйке саммита Китай пообещал вложить в ее экономику в ближайшее десятилетие порядка 6 миллиардов долларов. Не менее символично, что буквально накануне стало известно - китайцы станут одним из главных акционеров нового этого транспортного узла на месте бывшей американской базы «Манас». В Бишкеке Си Цзиньпин также пообещал подключение Китая к ряду крупных энергетических, строительных и транспортных проектов. В частности, предложил открыть транспортный коридор от Центральной Азии до Персидского залива. Наконец, китайцы опять энергично лоббировали идею создания Банка развития ШОС, куда они уже давно обещают вложить порядка 10 миллиардов долларов (при этом расчеты, возможно, будут производиться в юанях).

О Банке развития на саммите говорили все лидеры ШОС, за исключением президента России. Оно и понятно – российский экономический потенциал не дает возможности паритетно с Китаем участвовать в этом проекте, а потому Путин продвигал идею некого Фонда развития с возможным подключением Китая через ЕАБР. В рамках ШОС Россия избегает прямой конфронтации с Китаем в экономической сфере – слишком неравны силы. Россия пытается использовать свои преимущества в других областях – военно-политическое влияние, включая военное присутствие, традиционные культурные, гуманитарные и семейные связи и, конечно же, рабочие места, которые Россия предоставляет миллионам трудовых мигрантов из Центральной Азии. Сами по себе это весьма действенные рычаги воздействия на региональную ситуацию, но вот достаточные ли для уравновешивания китайского влияния?

И вот тут приходится напоминать о некоторых уже свершившихся событиях. Не секрет, что ШОС мыслилась как инструмент сохранения и упрочения доминирующих позиций России в регионе при вспомогательной роли Китая. Однако иллюзорность российского лидерства в Шанхайской организации наиболее отчетливо проявилась уже на саммите ШОС в Душанбе в конце августа 2008 года, то есть сразу же после российско-грузинской войны. Российская пропаганда активно цитировала абзац из принятой на этом саммите декларации, где говорилось, что страны ШОС «поддерживают активную роль России в содействии миру и сотрудничеству в данном регионе», то есть в Абхазии и Южной Осетии». Однако в душанбинской декларации ШОС не было ни слова осуждения Грузии и, тем более, ни слова о возможности признания независимости Абхазии и Южной Осетии. Напротив, присутствовала чрезвычайно четкая поддержка принципа территориальной целостности стран-участниц, и от имени ШОС на этот счет подтверждались соответствующие гарантии. А вот это, пожалуй, самый интересный момент. В Кремле, похоже, так и не поняли, что же такое подписал Медведев в Душанбе 28 августа 2008 года. А подписал он по существу декларацию о гарантиях территориальной целостности стран Центральной Азии, предоставленных этим странам не кем-нибудь, а Китайской Народной Республикой. Поскольку никаких других гарантий на постсоветском пространстве после открытого и явного попрания Россией территориальной целостности одной из стран СНГ (то есть Грузии) попросту не осталось. И в странах Центральной Азии это должны прекрасно понимать.

После событий лета 2010 года в Киргизии, когда Россия и возглавляемая ею ОДКБ, можно сказать, оконфузились, не так уж трудно представить, что в следующий раз какая-либо из центральноазиатских стран, оказавшаяся в кризисной ситуации, обратится за помощью именно к Китаю, и просьба будет благосклонно принята. А может быть, и просьба не понадобится. Если, например, в результате исламистского восстания в какой-либо из постсоветских стран создастся серьезная угроза дестабилизации в китайском Синцзян-Уйгурском автономном районе. Вот так ШОС из «дееспособного инструмента политики России в Центральной Азии» ненавязчиво превратили в инструмент поглощения этой самой Центральной Азии Китаем.

Вернемся, однако, в сферу экономики. Еще весной был подписан ряд соглашений с участием «Роснефти» о наращивании объемов поставки в Китай до 30 млн тонн сырой нефти в год в течение 25 лет. Уже запущен проект по поставкам нефти по нефтепроводу «Сковородино-Мохэ», «Роснефть» и китайская CNPC намерены построить нефтеперерабатывающий завод в Тяньцзине. Тогда же CNPC подписала с «Газпромом» меморандум о поставках топлива по Восточному маршруту. Руководитель газового концерна Алексей Миллер сообщил, что объем поставок предусматривает отправку в Китай 38 миллиардов кубометров топлива с возможностью увеличения этого объема до 60 миллиардов кубометров. Миллер также говорил, что «Газпром» может получить от Китая аванс под эти поставки. Наконец, в ходе Петербургского экономического форума «Роснефть» заключила с китайской CNPC беспрецедентный контракт, увеличивающий российский нефтяной экспорт в Китай почти вдвое. Все это позволяет констатировать, что процесс превращения России в сырьевой придаток Китая успешно продолжается. Происходит все это во многом под водительством товарища Сечина, ставшего фактически монополистом российского нефтяного рынка. Именно он считается главным энтузиастом разворота экспорта российских энергоносителей на Восток (поскольку потребность в российских энергоресурсах на Западе, судя по всему, будет сокращаться, особенно в долгосрочной перспективе).

Впрочем, ролью сырьевого придатка дело может не ограничиться. И здесь следует опять кое о чем напомнить. В сентябре 2009 года тогдашний президент Медведев подписал «Программу сотрудничества на 2009-2018 гг. между регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири России и северо-востока КНР», включившую более 200 совместных проектов. По этой программе Россия отдает в совместную разработку природные месторождения широчайшего спектра полезных ископаемых к востоку от Урала. Причем Китай согласен строить перерабатывающие производства и на российской территории, только в том случае, если на них будут заняты китайские рабочие и при китайском участии в административном контроле. Та же программа предполагает расширение пограничных пропускных пунктов и «укрепление российско-китайского сотрудничества в сфере трудовой деятельности». Думаю понятно, как такое «укрепление сотрудничества» может сказаться на величине трудовой (и не только трудовой) миграции китайцев на Дальний Восток и еще далее с последующим «освоением» соответствующих территорий.

Пускай китаисты меня поправят, но, по-моему, в китайском политическом словаре вообще нет такого понятия как «союзник» в смысле равноправного партнерства. А внешне наиболее близкий по значению термин было бы правильнее перевести как «вассал Поднебесной». Похоже, что в Кремле невольно, а, скорее, вольно движутся именно к такому союзу, и перспектива получать «ярлык на княжение» в Пекине нынешних российских верховных бюрократов отнюдь не смущает.

Михаил Калишевский

Международное информационное агентство «Фергана»