В Государственном музее Востока в Москве открылась выставка «История одной экспедиции»
На прошлой неделе в Государственном музее Востока в Москве открылась выставка «История одной экспедиции». Выставка, организованная при участии Института Этнологии и Антропологии РАН имени Миклухо-Маклая, посвящена Хорезмской археолого-этнографической экспедиции, долгое время работавшей в Узбекистане и явившейся уникальным проектом, значение которого для мировой науки и культуры невозможно переоценить.
Выставку открывали первый заместитель Генерального директора Государственного музея Востока Татьяна Метакса и заведующий сектором Средней Азии, доктор искусствоведения Тигран Мкртычев. На небольшом импровизированном коллоквиуме, который сложился из кратких выступлений ученых, академиков, участников экспедиции было сказано очень много важных слов.
Как заявил Тигран Мкртычев, предваряя выступления гостей, «эта выставка – эмоция, которая должна вызвать воспоминания о том удивительном проекте, который был в свое время осуществлен Сергеем Павловичем Толстовым. Эмоция, которая должна возникнуть от осознания высочайшего уровня, которого в свое время достигла советская археологическая наука, исследовавшая регионы Центральной Азии».
Гости на открытии выставки
Об истории возникновения и ходе экспедиции «Фергане.Ру» рассказывает один из почетных гостей, приглашенных на открытие, академик Борис Анатольевич Литвинский.
|
Забегая вперед, скажу, что после ухода из жизни ее организатора и руководителя экспедиционная работа в Хорезме постепенно угасала. Во главе ее остались его ученики. После распада Союза ССР продолжение работы в Хорезме сделалось нереальным. Но некоторое время работы еще продолжались. Сейчас экспедиция как таковая не существует. Хотя отдел в Институте Этнологии и Антропологии РАН, организованный еще самим Сергеем Павловичем Толстовым (тогда это был институт этнографии) продолжает свою работу, ведутся исследования под руководством кандидата исторических наук Ирины Аржанцевой. Конечно, идея организации такой экспедиции принадлежала Толстову.
Он ведь был тогда еще молодым человеком. Еще студентом в 1929 году он был членом этнографической экспедиции в Хорезме. Потом он еще пару раз побывал там. В то время как раз начались археологические открытия, совершаемые отдельными археологами, работавшими в том регионе. Но Толстов решил пойти дальше. И он организует в 1937 году целую экспедицию. Организовывалась она на базе Института Этнографии, где работал Толстов. Но в экспедиции с самого начала принимали участие студенты и аспиранты МГУ, поскольку в Московском университете Толстов заведовал кафедрой этнографии.
Постепенно работы экспедиции расширялись. Но в это время началась Великая Отечественная Война. Сергей Толстов ушёл в ополчение, хотя формально он мог и не идти в него, потому что он был крупным ученым. На фронте он воевал и был ранен. На это время работы экспедиции были прекращены. Институт Этнографии был эвакуирован в Ташкент. Толстов, кстати, тоже бывал в Ташкенте.
|
|
Кроме того, в своих исследованиях Толстов вышел за границы древности и написал отдельный экскурс, посвященный восстанию Муканны. За эту книгу Толстов получил сталинскую премию. Эта книга показала, что археология и раскопки позволяют выяснить то, что иными способами выяснить невозможно. Дело в том, что по истории Средней Азии, в том числе и Хорезма, имеется масса письменных источников. И обычная история писана на основании письменных источников: привлекаются монеты, потому что на них есть надписи, привлекаются надписи, сделанные на скалах, если они имеются – тюркские, например, надписи. Но дело в том, что все эти надписи в части Хорезма относились к довольно позднему времени. А по периоду времени до нашей эры письменных материалов, говорящих о том, что из себя представлял Хорезм и хорезмийская культура, вообще не было. Не было таких письменных источников.
И это потому что Бактрия, Парфия (теперешняя южная Туркмения) и Согд (долина Заравшана и Кашкадарьи) – они были, так сказать, в поле зрения греческих и римских авторов. В свой поход Александр Македонский взял специальных летописцев, которые описывали буквально каждый шаг похода. Кое-что из этих записей сохранилось. Но Александр Македонский не дошел до Хорезма. Поэтому Хорезм в этих летописях не описан. Этот регион оставался не описанным и загадочным. Содержанием этих греческих летописей были в основном описания битв, упоминались имена некоторых местных правителей. Но сама история и культура – нет.
|
Толстов также впервые в СССР ввел практику аэрофоторазведки и аэрофотосъемки. Это был новый шаг в методах всей союзной археологии. Были раскопаны дворцы, были раскопаны храмы, могилы, начиная с эпох 4-3 тысячелетий до нашей эры. И вплоть до 14-15 веков нашей эры. Вся история Хорезма была восстановлена. Для более поздних эпох, начиная с арабского завоевания, очень много письменных источников. Процесс завоевания Средней Азии арабами описывает такой историк Табари.
Для более поздних IX-X веков существуют арабские географические сочинения. И вот, например, такой историк как Истахри в труде, написанном в 933 году, описал Хорезм и другие области Средней Азии.
Поселение Якке-Парсан, вид с воздуха
|
Опираясь на эти сведения, толстовская экспедиция дала развернутое описание ирригации в этом регионе. Дело в том, что отвалы почвы из арыка, которые возникали, начиная с прорытия его и далее росшие при постоянном подъеме намываемого грунта с его дна, образовали такие «бортики». Каналы уже перестали функционировать, а арычные валы остаются. Аэрофотосъемка показала их направления. Один из сотрудников экспедиции – Б.В. Андрианов – изучил и выпустил в Москве работу по истории ирригации. А узбекский ученый, академик Яхья Гулямов - тоже ученик Толстова – хорошо зная фарси и арабский, изучил сведения из персидских и арабских источников и выпустил в Ташкенте свой научный труд по истории орошения.
|
Но самая важная находка в Топрак-кале - это письменный архив на хорезмийском языке. Толстов попытался сам понять эти тексты. Но он не был лингвистом. Ленинградский лингвист Владимир Аронович Лифшиц расшифровал этот архив. Это оказались документы хозяйственного характера: списки семей, налоги, прибыли и так далее. Вся картина жизни в Топрак-кале предстала перед исследователями.
В общем, заслуги Сергея Павловича Толстого очень велики. Другая его заслуга – это обучение нескольких поколений ученых - последователей. Он ведь сам был преподаватель. И лучших своих студентов он брал к себе в институт - это была большая честь – и брал в экспедицию. В начале они ничего не умели. Потому что раскопать даже простое прямоугольное в плане помещение – это масса сложностей. Как известно в Средней Азии в кишлаках до сих пор как строительный материал используется глина – пахса – кирпич-сырец, который не обжигают. Так строили и раньше. Вот - стена из такого материала, а вот - просто почва, накопившаяся за тысячелетия. Попробуй, найди, где кончается одно и начинается другое. Отличи стену от почвы, если на ней нет штукатурки. С виду все очень однородно. И такие навыки различения, и множество других необходимо было передать ученикам. Сам Толстов, а потом и его старшие ученики учили молодежь. И вот уже два или три поколения учеников продолжают дело Толстова.
Сергей Толстов рассматривает найденные на Топрак-Кале документы
|
* * *
|
Фергана.ру: - Валерий Александрович, в своем сегодняшнем выступлении на открытии выставки Вы сказали, что нельзя проиграть прошлое заново, но найти какое-то продолжение деятельности, которая велась этой экспедицией, необходимо. Сказали, что эта выставка могла бы послужить таким толчком, стимулом для обсуждения ситуации о продолжении в будущем Хорезмской экспедиции. И упомянули о том, что потребность в этом есть и у российской археологической науки, и у ваших коллег в Средней Азии, конкретно в Узбекистане. Вы могли бы рассказать о программах сотрудничества с Республикой Узбекистан, о том, есть ли какие-то договоренности с узбекистанскими научными учреждениями, персонами, властями?
Валерий Тишков: - Конечно, связи и контакты, бывшие у нас с этой республикой, очень сильно пострадали в девяностые годы. Безусловно. Но в двухтысячном году мы ездили по приглашению в Нукус на научную конференцию. И после этого у нас состоялись предварительные переговоры. У нас сложилось такое мнение, что, видимо, нужно создавать трехстороннюю международную программу изучения древних цивилизаций Средней Азии, в которой будут представлены 1) местные среднеазиатские национальные школы Узбекистана, Таджикистана и Казахстана (в зависимости от места проведения исследований), 2) российская наука – наш институт, Институт Археологии и, может быть, Институт Востоковедения – то есть Российская Академия Наук. А так же 3) западные (не знаю как восточные…) партнеры. Например, австралийские, которые в последние годы там активно работают и уже имеют свои достижения и свой интерес. И важно учесть эти интересы, потому что там есть еще, над чем работать, что искать, что раскапывать. И это надо делать во имя изучения истории среднеазиатских государств и истории мировой культуры. Ведь это все-таки часть мирового культурного наследия.
Кой-Крылган-кала, вид с воздуха после раскопок
А если конкретно, то у меня недавно была встреча с президентом Таджикской Академии Наук, на которой речь шла о возобновлении сотрудничества гуманитариев, прежде всего, историков. С Казахстаном у нас уже осуществляется такая программа сотрудничества, например с Кызылардинским университетом. И с Каракалпакией у нас уже есть контакты и некоторые предварительные соглашения. Но моя идея – это идея программы международной. Ведь можно получить финансирование не только за счет национальных академических бюджетов, но и по линии ЮНЕСКО и каких-то других международных организаций.
Фергана.ру: - Над постсоветским пространством сейчас витают мысли о возвращении Советского Союза, хотя понятно, что вернуть его в том виде, в каком он был, невозможно. Является ли набросок проекта, о котором вы сейчас сказали, отражением процессов политического межгосударственного интегрирования на базе идеологического проекта империи СССР, или речь идет о чем-то принципиально ином?
Валерий Тишков: - Надо сказать, что и Советский Союз, и Российская Империя, куда входил регион Средней Азии и Казахстана – это то пространство, которое так просто не исчезает, какие бы верхушечные решения или решения более легитимные на массовом уровне не принимались. Потому что сохраняется, прежде всего, очень мощная мировая культурная система, основанная на европейской норме. Потому что и Киргизстан, и Казахстан, и Узбекистан, население этих регионов – это люди, прошедшие модернизацию на основе европейской нормы в рамках советского закона, пускай и со всеми его деформациями. Но все-таки киргизы и узбеки - больше европейцы, чем азиаты, если сравнивать с пакистанцами или афганцами. И запихивать сейчас этот регион обратно однозначно в Азию – значит просто совершать насилие. Потому что там работает формула евразийства, которое было обретено и очень мощно усвоено.
Я бы даже сказал, что первичная основа в нем – это европейская норма, которая обеспечивается также русским языком или культурой на основе русского языка, которая не является исключительной собственностью России, а тем более этнических русских. Это общее достояние всего населения Советского Союза, в том числе населения Средней Азии. Если вдруг оно от него откажется или совсем его демонтируют, то это будет колоссальным регрессом. Во-первых, нужно тогда находить какую-то новую основу для коммуникации между собой, которую сегодня обеспечивает русский язык. Я уже не говорю о коммуникации с остальным миром, в частности с Россией, с Европой Восточной и Западной. Это обеспечивает русский язык. Поэтому, безусловно, несмотря на расхождения политические, несмотря на распад Союза, несмотря на очень сильное дистанцирование политическое и экономическое, культурное пространство и некая общность с общей культурной базой – они сохраняются, они никуда не исчезли. К сожалению, границы препятствуют боле свободному обмену. Но, по крайней мере, ученые интеллектуалы, гуманитарная интеллигенция, прежде всего, – они могут показать пример того, что эти связи можно продолжать к обоюдной пользе. И именно для того, что бы сохранять эту евразийскую и европейскую норму.
Для каждого региона евразийство, по-своему, значимо. Для Средней Азии это, прежде всего, сохранение европейской нормы за счет русского языка и сотрудничества с Россией. Поэтому я бы это даже не стал называть реинтеграцией. Если мы возьмем массовый уровень, то русский язык остался, хотя, конечно, на нем все меньше и меньше говорят и обучаются. То есть эта общность существовала, существует и будет существовать. Вот сколько она будет существовать?.. Это не значит, что она будет существовать веками. Но, по крайней мере, ближайшие двадцать-тридцать лет она возможно и просуществует.
Фергана.ру: - Только по инерции?
Валерий Тишков: - Только потому, что к ней есть интерес и в ней потребность. Если потом через тридцать лет новое поколение рассудит по-другому - что им не нужен русский язык, а нужен, предположим, китайский или арабский, и произойдут какие-то мощные пертурбации в мировой диспозиции культур - эта общность может исчезнуть. Но на сегодняшний день русскоязычная культурная система – входит в группу состоящую из четырех крупных мировых культурных систем, куда входят также англоязычная, франкоязычная и арабо-язычная. И Средняя Азия прошла более чем столетний путь именно в этой системе, обеспечив себе и принеся к себе европейскую норму, принеся многие достижения. И я как раз не сторонник политизации этой проблемной темы. Я рассуждаю и смотрю с точки зрения частных стратегий людей, будь они гуманитарии, молодые люди, которым надо преуспевать не только, скажем, в рамках Узбекистана или Киргизстана, но и в более широком мире - и с точки зрения бизнеса национального, и с точки зрения профессиональной культуры, - где они могут себя показать и где их могут оценить. Кроме Ташкента, например, или Бишкека. Наверняка, крупные города России или Казахстана и Украины гораздо ближе и лучше могут понять высокую современную узбекскую профессиональную культуру. А массовая культура Запада, она, конечно, тоже проникает в это пространство. Но она лишь малую часть захватывает.
Фергана.ру: - Вы упомянули евразийство, о котором можно говорить как о некоем культурном проекте, можно рассматривать его как уникальную базу для межкультурной и межцивилизационной коммуникации. У России всегда была такая миссия – находиться между Западом и Востоком, между христианским миром и мусульманским. Но евразийство – это, в первую очередь, идеология. Мы живем в эпоху, когда культура секуляризировалась, но при этом наука не стала базой для культуры в целом, не стала знанием общеупотребимым и остается элитарным. А в употреблении у массового сознания находится как раз идеология. Не могли бы вы рассказать о евразийстве как идеологии, и назвать ее функции? Ведь как всякая идеология она может быть разрушена, она может очень легко умереть вместе с тем субстратом, который она собою обеспечивала и на котором появилась. Существует ли у евразийского проекта будущее; есть ли те, кто осуществляет на его базе какие-то конкретные цели, или евразийство уже приобрело характер инерционный и скоро эта идеология угаснет, как угасает все искусственно неподдерживаемое?
|
Но это достаточно умеренное, сугубо государственническое или политическое евразийство. Для меня же неоевразийство, если говорить о Средней Азии, это, конечно, возможность сохранения «европейскости». Потому что я никогда не поверю, что для Средней Азии будут равноценны Китай (или Афганистан, или Пакистан, или Иран) и европейский мир, имея в виду Восточную Европу и, прежде всего, восточно-славянские страны – Россию, Украину, Белоруссию. Трудно себе представить, что Средняя Азия ближе к «восточному» миру. Но вы правильно заметили, что мы живем в секулярном мире. И государства, их элиты и простые люди, прежде всего, ориентируются на более преуспевающие регионы мира, находят или стараются найти общность и ценность, которая их соединяет больше с богатым миром, чем с бедным. И в этом отношении евразийство Средней Азии - это «чтобы быть не только Азией».
Сайты по теме:
Интервью Тиграна Мкртычева (зав. сектором Средней Азии Музея Востока) – «Газете»
