Фото автора

Красивое здание в стиле восточного зодчества с резной деревянной колоннадой и двумя куполами небесно-голубого цвета. Перед ним – цветы и деревья, позади него - живописный изгиб реки (ее специально изогнули таким образом, чтобы она образовывала петлю). Место, где душа расслабляется и настраивается на любование прекрасным видом. Все здорово, если не знать, что именно здесь, в Музее памяти жертв репрессий, расположенном в северной части Ташкента, вот уже больше восьми лет в организованном порядке проводятся «пятиминутки ненависти» по отношению к России и всему от нее исходящему.

Основная часть мемориального комплекса была сооружена в 2000 году по инициативе и под руководством президента Ислама Каримова, о чем повествует англоязычная надпись на гранитной стеле, выполненная позолоченными буквами, правда, с грамматической ошибкой. Общий замысел - его же.

Сюда, в Музей памяти жертв репрессий, регулярно приводят на экскурсии школьников, студентов, учителей, врачей, солдат, курсантов, милиционеров и служащих со всех областей Узбекистана. Среди экспонатов - фотографии, выписки из документов, старые газеты, географические карты, сабли, ружья, винтовки, плетки, печатная машинка, граммофон, книги и прочие предметы быта. Экспозиция составлена так, чтобы вызвать чувство праведного гнева по отношению к злобным русским захватчикам и угнетателям.

Во время моего первого посещения музея женщина-экскурсовод даже стеснялась читать мне свою лекцию, неловко улыбалась и смягчала выражения. Что касается посетителей-узбеков, то, получив отмеренный заряд ненависти и пропитавшись им на всю катушку, они покидают музей едва ли не со стиснутыми зубами. Это я тоже ощутил на своей шкуре: по залу передвигалась группа каких-то курсантов из Ферганской долины, так вот ближе к концу экскурсии они дружно принялись метать на меня злые и воинственные взгляды.

В 2008 году глава узбекского государства решил, что все это хорошо, но как-то недостаточно. К празднику Независимости здание было расширено. Его площадь увеличили в два раза, приделав еще один зал, и, соответственно, еще один купол, так что здание музея стало о двух головах. Соответствующим образом возросло и количество экспонатов.

Согласно музейной экспозиции, история репрессий и мученичества на территории современного Узбекистана начинается в 1717 году – с памятного похода в Хиву отправленной Петром I экспедиции князя Бековича-Черкасского (с которого негуманный хан Ширгази приказал содрать кожу). Затем следует 140-летний перерыв до 1860-70-х годов, то есть до времени завоевания Российской империей Кокандского ханства и отдельных частей Хивинского ханства и Бухарского эмирата, после чего «репрессии» снова возобновляются. С тех пор, по убеждению создателей музея, для населения Средней Азии настала нестерпимо плохая жизнь. О том, что люди тогда непрерывным потоком перетекали из Бухары и Хивы на территорию Туркестанского края – под юрисдикцию царской администрации, как сегодня из Афганистана, Пакистана, Турции и прочих азиатских стран они всеми силами стремятся просочиться в Европу или Америку, а из Узбекистана и Таджикистана в Россию, - об этом в музее, понятно, не говорится ни слова. Далее повествуется о подавлении андижанского восстания (нет, не 2005-го, а 1898 года, во главе с Мадали Дукчи-ишаном), а также джизакского восстания 1916 года. В отличие от аналогичных событий современности оба они описываются в весьма сочувственных тонах (тут я не могу удержаться и не заметить, что в отличие от Тамерлана башен из голов восставших тогда никто не складывал).

После этого происходит плавный переход от эпохи колониализма к ужасам советской власти. Уничтожение Кокандской автономии, процесс антисоветского правотроцкистского блока, коллективизация, ссылка узбеков на север, а корейцев, немцев, поляков – в Среднюю Азию. Страшный, без всякого преувеличения, период истории и, с точки зрения документации происходящего, показан практически адекватно, за исключением одного обстоятельства, о котором я скажу дальше.

Отмечу, что после расширения музея его экспозиция немного изменилась (см. статью «Ферганы.Ру» за 2006 год). Куда-то исчезла воссоздающая мрачную атмосферу сталинского времени камера НКВД в натуральную величину, с восковыми фигурами следователя-нквдэшника и арестованного (вероятно, во избежание ненужных ассоциаций). Зато в середине первого зала появился большой автомобиль - недоброй памяти «черный воронок» с выкрашенными в ярко-красный цвет колесами. Кульминация советского периода – так называемое «хлопковое дело». Надписи на стендах гласят, что в это время были арестованы десятки тысяч честных сынов Узбекистана. После этого наступает независимость, ознаменованная приходом всеобщего счастья. Ни о каких репрессиях в современный период, понятное дело, не может быть и речи.

Наставшему благоденствию, а также историческим личностям, заслужившим право быть увековеченными в Музее памяти жертв репрессий, посвящена основная часть экспозиции последнего зала. Историческую преемственность олицетворяет четверка великих: захватчик и империалист Тимур, захватчик и империалист Бобур, хорезмский принц Джалалиддин Мангуберды и нынешний президент. По степени великости, последний, конечно, самый-самый: в общей сложности я насчитал в музее больше двух десятков изображений Ислама Абдуганиевича Каримова, и лишь с десяток - Тамерлана.

Конечно, с точки зрения исторической объективности, да и просто здравого смысла, к экспозиции музея можно было бы предъявить большие претензии. Скажем, если уж говорить о жертвах репрессий, то говорить обо всех. Но заметьте - не только здесь, но и во всем Узбекистане нет ни одного монумента, памятника скорби или хотя бы памятной доски жертвам завоевателей, которые шесть веков назад после неоднократных попыток овладеть Хорезмским государством, наконец, захватили его, жителей частью перерезали, частью угнали в рабство, а его столицу Ургенч по приказу своего правителя попытались сравнять с землей и засеять ячменем.

В стране нет ни одного монумента и жертвам тех захватчиков, которые столетием позже вторглись с севера и разграбили Самарканд и другие города Средней Азии, после чего край на долгие века погрузился в пучину беспросветного варварства. Напротив, эти деяния в современном Узбекистане считаются самыми что ни на есть похвальными и достойными подражания. К примеру, завоевателю, прославившемуся не только своими ратными подвигами, но и нечеловеческой жестокостью, тому самому, который при завоевании Исфизара, города в Афганистане, соорудил башню из двух тысяч живых людей, переслоенных битым кирпичом и глиной, или построил в восставшем Исфагане башни из 70 тысяч голов, или приказал похоронить живьем 4 тысячи человек после взятия Сиваса в Малой Азии, или приказал убить 100 тысяч индийских пленников, тому, о котором его современники говорили, что он уничтожил мусульман больше, чем кто-либо в мире, сегодня в Узбекистане воздвигают памятники, открывают в его честь музеи, переименовывают улицы, на государственном уровне празднуют день его рождения, помещают его изображения на бумажные купюры и даже в Музее памяти жертв репрессий (нет, не в качестве кровопийцы и душегуба). Другими словами, осуждением захватнических войн вообще, приводящих к массовым жертвам по определению, в этом музее даже не пахнет.

Заметьте, я вовсе не утверждаю, что завоевание Средней Азии Российской империей было безусловным благодеянием для народов региона (хотя в истории случается и такое). Я просто хочу сказать, что данная волна завоевателей, во-первых, была далеко не единственной за последние несколько столетий, и, во-вторых, не самой худшей. Во всяком случае, резня при взятии Геок-Тепе является, скорее исключением, чем правилом (для беспрестанно воевавших между собой среднеазиатских государств подобное дело вообще было естественной нормой). Поэтому, упоминая вторгавшихся в регион захватчиков и жертв их «репрессий», надо быть честным: или перечислять всех, не выделяя никого (все хороши) или не акцентироваться на вопросе их этнического происхождения.

Далее. При всех ужасах коммунизма в Музее памяти жертв репрессий коммунизм как таковой, как преступный тоталитарный режим, вовсе не осуждается. И, - это и есть то, о чем я хотел сказать, говоря о периоде советской власти, - несмотря на то, что устанавливали его не только русские, но и активно действующие представители среднеазиатских народностей, о местных коммунистах в музее говорится мало или почти ничего. Причина проста: упоминания об узбекских коммунистах смазывают стройную картину того, что «во всем виноваты русские». Что касается осуждения коммунизма в целом, то здесь все еще проще: следующим шагом в этом направлении могла бы стать люстрация, то есть запрет всем бывшим коммунистам, а также штатным и добровольным сотрудникам спецслужб (пособникам преступного режима) занимать государственные должности. А в Узбекистане вся правящая верхушка – сплошь бывшие чекисты и коммунисты.

Поскольку временной период, охватываемый экспозицией Музея памяти жертв репрессий, очерчен четкими рамками – Средняя Азия в составе России-СССР – то получается, что вопреки названию, это музей не памяти жертв репрессий вообще, а исключительно тех, что были во времена русских. Но почему же только их? Разве наибольший ущерб городам и селениям Средней Азии нанесли именно русские? Разве это они оставили после себя развалины мертвых городов? Интересно, как бы отреагировал Каримов, если бы аналогичный музей открыли таджики и принялись проводить в нем уроки ненависти по отношению к монгольским и тюркским захватчикам?

Почему бы не сказать правду? Да, и при царе, и в советское время были и репрессии, и ужасы. Но в том-то и неоднозначность данных двух эпох, что было не только это. Помимо упомянутой отмены рабства в обязательном порядке было введено медицинское обслуживание населения, всеобщее и высшее образование (при поступлении в вузы национальные кадры получали приоритет), пенсионное обеспечение, женщины получили равные права с мужчинами, работающие люди – бесплатное жилье. «В каждой послевоенной пятилетке вводилось в строй около 100 промышленных объектов. К 1985 году в республике уже имелось более 1500 производственных и научно-производственных объединений, комбинатов и предприятий. Выпуск промышленной продукции, по сравнению с 1941 годом, увеличился в 21 раз». Это цитата не из советского, а уже из нового учебника истории Узбекистана для вузов, изданного в 2002 году.

В советский период под лозунгом развития национальных окраин стремительно осваивались степи и пустыни, возникали поселки и новые города, которые и сегодня являются основой и опорой промышленности Узбекистана: Ташкент (часть, определяемая как «Новый город»), Фергана, Чирчик, Ангрен, Алмалык, Бекабад, Нукус, Навои, Учкудук, Зарафшан. В подобных масштабах вливания средств, материалов и специалистов в экономику республики не будет уже никогда.

Советское время, несмотря на десятки, а возможно и сотни тысяч безвинных жертв, одновременно было и периодом наивысшего развития Узбекистана. Парадокс, но нередко бывает и так. Достаточно сравнить Узбекистан с соседним Афганистаном, когда-то находившемся на том же уровне развития и вы увидите, что общие результаты колониализма оказались не самыми плохими: страна сдана в гораздо лучшем состоянии, чем была получена. Но говорить об этом сегодня в Узбекистане нельзя: это противоречит провозглашенной Каримовым идеологии национальной независимости, согласно которой до его прихода к власти все было очень плохо.

Впрочем, объективность в Узбекистане больше никого не интересует, тем более, историческая. О какой объективности может идти речь, если Ислам Каримов, к примеру, сказал, что Ташкенту 2200 лет и все тотчас дружно с этим согласились, невзирая на достаточно спорные научные данные.

Суть дела в культивируемом на государственном уровне национализме - составной части идеологии национальной независимости. Тенденциозная экспозиция музея – лишь частное проявление политики последовательного воплощения в жизнь лозунга «Узбекистан для узбеков». Переименовываются улицы с «неузбекскими» названиями, сносятся памятники неузбекам – не только этническим русским, но и таджикам, казахам, уйгурам, татарам, корейцам и так далее. Все это делается тихо и, по возможности, без огласки, но непрерывно. В библиотеках уничтожаются книги на русском и таджикском языках, почти вся русская классика. Преподавание русского языка в школах сокращено до минимума несмотря на жизненно необходимую потребность в его изучении.

Мелкое, подленькое, но целенаправленное стирание следов русского и другого инородного присутствия в Узбекистане – это показатель истинного отношения Ислама Каримова и его сподвижников к России и русскоязычным гражданам Узбекистана, а шире – ко всем неузбекам, формально являющимся такими же гражданами страны («все равны, но некоторые равнее»).

Рассказывают, что однажды в частном разговоре Каримов заявил, что сам он все понимает, но вынужден навязывать культ Тимура и придумывать героическую историю узбекского народа, поскольку в реальности позади «черная дыра», провал. А народу, дескать, необходимо на что-то опереться. Тем не менее, если не углубляться в мотивацию всего этого, а просто называть вещи своими именами, то происходящее является не чем иным как разжиганием национальной розни и ненависти большей части граждан страны по отношению к меньшей - к национальным меньшинствам, «чужакам». А Музей памяти жертв репрессий – место, где градус разжигания этой ненависти достигает наивысшего накала.

Любопытно, что после андижанских событий мая 2005 года Каримов из-за поддержки Путина на некоторое время прекратил свои демонстративные выпады в отношении русских. Однако, укрепившись и глядя, как возле него увиваются американцы и европейцы, вновь взялся за свое. Расширение Музея памяти жертв репрессий, перенос памятника кузнецу Шамахмудову и его семье из центра Ташкента на окраину столицы, снос памятника Гагарину в Самарканде, переименование улицы Пушкина и еще нескольких десятков улиц, названных в честь этнических русских, казахов, корейцев, выход из ЕврАзЭС, отказ в аккредитации представителя Хьюман Райтс Вотч на том великолепном основании, что он русский, демонстративное пренебрежение последним саммитом СНГ, и, одновременно с этим, непрерывные речи американцев о великом прогрессе в области прав человека в Узбекистане – все это кусочки единой мозаики. Главное здесь то, что еще полтора-два года назад все это было невозможно.

При всем этом особенного национализма в Узбекистане как раз нет, во всяком случае, на бытовом уровне он практически не ощущается. «Узбекских скинхедов», гоняющихся за русскими, здесь нет и в помине. Если вы заговорите по-русски с узбеком или таджиком, он тут же перейдет на ваш язык, не требуя, чтобы вы обращались к нему по-узбекски или по-таджикски. Сами люди не склонны проявлять нетерпимость по национальному признаку. Отсюда вывод: если национализм не разжигать искусственно, то он снижается до минимума. Все вышеупомянутые инициативы исходят непосредственно от самого Каримова и его ближайшего окружения. Но что плохого сделали русские лично ему? Вроде бы ничего – в 1989-м году даже назначили его руководить Узбекской ССР. В чем же дело? А дело, собственно, в том, что позарез необходим внешний враг, призванный выставить президента в роли героя-освободителя, который, подобно Данко, вывел узбекский народ из тьмы и привел в царство свободы. И чтобы всем стало ясно, какой он великий и вообще молодец. Ничего нового, все как в старой доброй Африке, где после ухода европейцев вожди местных племен бросились драться за власть, растаскивая и разворовывая все, что осталось, и не забывая громко обличать «проклятых колонизаторов».

Что касается президента Узбекистана, то своими претензиями на звание Самого Великого (временами серьезно обостряющимися) он давно уже «достал» большинство соседей по региону. В отличие от России, их, правда, особенно не ругают и «пятиминуток ненависти» по отношению к ним не устраивают, но в то же время и не замечают, а если замечают, то с самой плохой стороны. Местным СМИ вот уже много лет запрещено рассказывать о Казахстане, Туркмении, Кыргызстане или Таджикистане, и лишь в редких случаях разрешается упоминать об их существовании.

В этой связи вспоминается инсталляция Entropa, созданная чешским художником Давидом Черны и его друзьями для здания Совета Европы в Брюсселе, где страны ЕС были изображены в виде стереотипных представлений о них. Румынию мастера изготовили в виде замка Дракулы, Италию – команды футболистов, Германию – как пересечение автобанов в форме свастики, Голландию – затонувшей в море, откуда торчат лишь верхушки минаретов, Болгарию – заставленную турецкими унитазами, Францию – закрывшейся на забастовку. Символом Литвы стали несколько человек, нагло писающих в сторону России (на самом деле на территорию Белоруссии: с географией у авторов оказалось слабовато). Так вот, примерно в том же виде можно было бы изобразить и нынешний Узбекистан. Правда, писающая фигура была бы всего одна – Ислама Абдуганиевича. А мощная президентская струя устремлялась бы не только в сторону России, через казахские степи, но, образуя своеобразный фонтан, разделялась бы в воздухе по нескольким направлениям и орошала бы все прилегающие к Узбекистану страны…

Олег Байрамов

По мнению редакции «Ферганы.Ру» статья Олега Байрамова дает широкий простор для полемики. Мы приглашаем читателей подискутировать на эту тему. Комментарии можно оставлять прямо здесь.